1-5 января

Наиболее опасные святочные гадания на стыке старого и нового года, когда, по народным представлениям, особенно буйствовала нечистая сила.

«Страшные» гадания
"Страшные" гадания - самые опасные из всех святочных гаданий. Одной из причин опасности этих гаданий является их приуроченность к наиболее стихийному периоду Святок - "страшным" вечерам (с 1 по 5 января), когда кончался старый год, и начинался новый. Именно в это время, характеризующееся хаотичностью, зыбкостью и неустойчивостью всего нового в процессе его формирования (времени, пространства, судеб), особую власть, по народным представлениям, получала нечистая сила. Некоторые "страшные" гадания совершались и в Крещение в полдень во время обедни: этот момент был последним рубежом действия нечистой силы.

Другой причиной опасности многих "страшных" гаданий была необходимость вступления в непосредственный контакт с потусторонним миром, во время которого для гадающего возникала угроза со стороны нечистой силы быть утащенным на "тот" свет.

Для "страшных" гаданий выбирались места, где жила или могла появляться нечисть: баня, овин, перекресток дорог, прорубь на реке, церковная паперть (церкви нередко находились в некотором отдалении от жилых домов и даже около кладбища). Такое гадание могло совершаться и в доме, но при этом не должно было быть никого, кроме гадающего.

"Страшные" гадания могли быть и групповыми, и одиночными, но, как правило, их участниками были девушки, достигшие брачного возраста. Они гадали и о судьбе на будущий год в целом, и о своем суженом. Причем особенностью самых "страшных" гаданий было то, что девушка могла максимально точно увидеть образ конкретного человека, своего жениха, которым во время обряда оборачивалась, по поверьям, нечистая сила.

В групповых гаданиях у проруби или на перекрестке дорог девушек сопровождала пожилая знающая женщина, которая объясняла, что нужно делать. В ее функции во время обряда входило вызывание нечистой силы ("Отступитесь, ангелы! Приступитесь, дьяволы!" или "Собирайтесь, все черти, большие и маленькие, из всех озер и болот и расскажите, как год проживет (имя)" - Иванова А.А., 1995, с.4) и защита гадающих: положенные по правилам гадания зачерчивание и расчерчивание участников действа и импровизационные меры в критических ситуациях, угрожающих жизни девушек.

Большинство гаданий на перекрестке, около проруби или церкви были основаны на слушанье. Звон колокольчика, веселое пение в стороне или пение "Исаие ликуй" из церкви предвещали брак в новом году. По лаю собаки, тоже сулящему свадьбу, можно было определить, далеко или близко девушка выйдет замуж, с какой стороны ждать жениха, какой у суженого нрав и какого он возраста (злобный, хриплый лай - жених будет сердитый, старый; а незлобный, звонкий лай - жених добрый, молодой). Звук поцелуя предвещал для девушки потерю чести, а стучание топора, бряканье досок или пение "Со святыми упокой" - смерть.

На слушанье также основано гадание у житницы: если гадающая услышит шум пересыпающегося зерна, то будет жить богато; если же в житнице будет тихо, девушку ждет бедная жизнь.

Одно из "страшных" гаданий в бане или около овина, связанное с обращением соответственно к баннику или овиннику (нечистым духам, хозяевам этих строений), основано на тактильных ощущениях: если девушку по той или иной оголенной части тела погладят голой рукой, быть ей замужем за бедняком; мохнатой рукой тронут - за богатого выйдет; а если никто не тронет - "сидеть в девках" еще год.

Самые "страшные", но одновременно и самые точные гадания основаны на высматривании, так как зрительное восприятие является доминирующим в ориентации человека в окружающем его мире, а во время гадания оно с исчерпывающей полнотой помогает узнать суженого, за зримым образом которого стоит потусторонняя сила. Наиболее опасны эти гадания и потому, что девушка остается один на один с нечистой силой. По большей части высматривание осуществляется с помощью предметов и объектов, обладающих эффектом отражения: зеркала (одно или два), вода в колодце или в проруби. В последних случаях гадающая, заглядывая в воду, покрывается скатертью, символизирующей границу между потусторонним и "этим" миром (см. Подблюдные гадания); так что гадающая во время обряда по сути находится в пределах "иного" мира, откуда должен появится образ ее будущего мужа.

Гадания с зеркалом, являющимся, по народным представлениям, одним из каналов связи с потусторонним миром, могли производиться на перекрестке дорог, в бане, под воротами (становятся между воротных столбов лицом к улице, между ног ставят зеркало так, чтобы в нем отражалась улица, и, наклонясь вниз головой, смотрят в зеркало), дома около печи (одно зеркало кладут на шесток - место между устьем печи и площадкой для топки, - другое просовывают рукой в трубу через вьюшку - приспособление, закрывающее отверстие в трубе печи над топкой, - туда же просовывают голову и смотрят в зеркало на шестке) или у стола, в подполье (стакан с водой ставят на зеркало и смотрят в него через воду).

Наиболее распространенным гаданием с зеркалом является обряд приглашения суженого на ужин в бане или нежилой комнате. Девушка подготавливает два прибора (ножи и вилки никогда не берут, так как в этом случае нечистый зарежет или заколет гадающую), ставит свечи и, смотря в зеркало на отражение окна за левым плечом, приглашает жениха отужинать. В некоторых местных традициях ставили два зеркала - одно напротив другого, и смотрели в образующийся с помощью зеркал коридор, откуда должен был возникнуть образ суженого.

Особенностью всех гаданий с высматриванием жениха является то, что его лицо показывается в том случае, если это незнакомый человек; если же знакомый - то можно увидеть только затылок.

Нечистый в образе жениха может показаться и без зеркала: в Крещение, когда все домашние уходят на водосвятие, девушка начинает мести пол; каждый раз, взмахнув веником вправо, она произносит молитву, а взмахнув влево, ругается с упоминанием нечисти. Затем посредине пола углем проводится черта, и девушка, встав направо, в пространство, отметенное с молитвой, призывает "суженого-ряженого". Лицом к лицу перед гадающей должен появиться нечистый в образе жениха и остановиться на противоположной, левой, стороне.

В "страшных" гаданиях более, чем в других, следовало соблюдать меры предосторожности (см. Гадания). Отправляясь на перекресток или к проруби, гадающие брали с собой для зачерчивания металлические предметы (нож, сковородник, ухват, кочергу и под.), так как металл, по народным представлениям, обладал магической защитной силой. Для предотвращения опасности при появлении нечистой силы из зеркала девушка могла взять петуха и в критический момент сдавить птицу, чтобы та запела, а видение исчезло.

По причине особой опасности "страшных" гаданий их совершали далеко не все, а лишь смелые и решительные девушки. Эти гадания, самые напряженные психологически, являлись и наиболее яркими и запоминающимися. Поэтому значительное количество рассказов о них сохранилось в таком фольклорном жанре, как былички.

24 декабря / 6 января - 6 января / 19 января

Широко бытовавшее в русской деревне занятие и развлечение в период Святок.

Загадывание загадок
Загадывание загадок в Святки - широко бытовавшее в крестьянской среде занятие в святочный период. Загадывание загадок могло происходить вечерами в кругу домочадцев или на святочном игрище в каком-нибудь уголке избы, где собирались детишки, подростки и старшее поколение общины, не участвующие в молодежных играх и плясках. В конце ХIХ - начале ХХ вв. это занятие воспринималось как одно из развлечений праздничного времени. Тем не менее, истоки формирования самого жанра загадки восходят к глубокой древности, а приуроченность загадывания загадок к определенным временным моментам в рамках суток и годового цикла свидетельствует о ритуальном характере этого занятия.

Практика загадывания загадок в Святки связана, по всей видимости, с идеей формирования миропорядка, характеризующей, по народным представлениям, святочный период (см. Святки). Построенные на приемах иносказания, сравнения, метафоры, аллегории, загадки содержат закодированную информацию о явлениях природы, свойствах и качествах предметов. Примером, отражающим с данной точки зрения специфику этого жанра, может служить текст вечерочной песни, имеющий вопросно-ответную форму и являющийся по сути цепью загадок:
"Загонуть ли, загонуть ли семь-ту загадок?
Отгонуть ли, отгонуть ли семь-ту загадок?
Что-то гриёт, что-то гриёт во всю землю?
Сонце гриёт, сонце гриёт во всю землю.
Что-то свитит, что-то свитит во всю ночкю?
Мисяц свитит, мисяц свитит во всю ночкю.
Что-то бежит, что-то бежит и без ножье?
Вода бежит, вода бежит и без ножье.
Что-то литит, что-то литит и без крылья?
Снег-от литит, снег-от литит и без крылья.
Что-то ростёт, что-то ростёт без коренья?
Камень ростёт, камень ростёт без коренья.
Что-то вьётцё, что-то вьётцё выше древа?
Хмель-от вьётцё, хмель-от вьётцё выше древа.
Что-то цветёт, что-то цветёт без нацвету?
Девка цветёт, девка цветёт без нацвету.
Загонули, загонули семь-ту загадок.
Отгонули, отгонули семь-ту мудрёных".
(Народные песни Вологодской области, 1981, с.109).

Отгадки на подобного типа вопросы предполагают знание устройства мира и признаков тех или иных природных явлений, сведения о которых закреплены в традиции и передаются из поколения в поколение.

О магическом значении загадок свидетельствует система запретов на их загадывание. Так, у многих народов и, в частности, у восточных славян, существовали запреты на загадывание загадок днем, то есть при дневном свете, летом и в рождественский пост, предшествующий Святкам. В некоторых местах на Украине этот запрет, приуроченный к посту, связывался с опасностью для молодняка скота, так как в этот период у домашних животных начинался окот; русские Пермской губ. считали, что при нарушении данного запрета коровы не будут возвращаться с поля домой, волк может их задрать, а сам человек заблудится в лесу. Неблагоприятные последствия нарушения запрета возникают как реакция на несвоевременность произнесения текстов, отражающих в том или ином ракурсе вопросы мироустройства; слово, подобно действию, совершенному в неурочное время вносит дисбаланс в установленном уже на данный годовой цикл миропорядке (о запрете на ряд действий и занятий в Святки - см. Святочные запреты). И если загадывание загадок преждевременно в летнее время или в рождественский пост, то в период Святок проговаривание текстов-загадок, огласовка содержащихся в них основ миропорядка продуцирует их реализацию в подходящий, по традиционным представлениям, для этого момент.

Помимо того, что загадывание загадок способствовало "рождению" мира, оно являлось диалогом между старшими и младшими членами социума, в процессе которого совершалась передача знания от знающих к познающим (неслучайно загадки, как в приведенной выше песне, назывались "мудреными": в мифопоэтических текстах слово "мудрость" имеет то же значение, что и слово "знание"), что обеспечивало поддержание традиционных представлений в данной области. Загадывание загадок в святочное время могло иметь место не только в чистом виде, но и включаться в вечерочные песни, в структуру гаданий. В последнем случае знание ответов, основанных на закрепленных традицией принципов соотнесения явлений из разных сфер жизни, зачастую оказывалось жизненно важным для гадающего при его встрече с "иным" миром (см., например, гадание со свиной тушей в ст. Кесаретский поросенок). Нередко загадки являются и структурообразующим элементом сказок, рассказывание которых у многих народов, как и загадывание загадок, приурочивалось к святочному периоду (см. Рассказывание сказок в Святкb).

24 декабря / 6 января - 6 января / 19 января

Форма необычного поведения, отличающаяся от общепринятых норм. Допускалась во время святок, но осуждалась в повседневной жизни. Святочные бесчинства чаще всего совершались в ночь на Новый год и в ночь на Крещение Господне.

Святочные бесчинства
Святочные бесчинства - ритуализованная форма поведения, допускаемая в Святки, но осуждаемая в обычное время и в корне отличающаяся от повседневных норм поведения.

Бесчинства нередко творились ряжеными: они опрокидывали в домах кадки с водой, квашни с тестом, обливали присутствующих водой и марали сажей. Но основными участниками бесчинств были деревенские парни, расходившиеся с посиделок далеко за полночь, иногда - взрослые мужчины. Так, во Владимирской губ. в ночь под Новый год парни ходили по улице и собирали всякие "находящиеся не в порядке" вещи: не убранные сани, сбрую, дрова, ведра, солому и прочее; все это стаскивали в одно место на улице же или за деревней в овраге, стараясь уложить в кучу так, чтобы разобрать вещи было как можно труднее. Иногда оставленные вещи забрасывали на крыши домов. Широко распространена была шутка с бужением хозяина дома, которого, еще не проснувшегося, но высунувшегося на стук из окна, пачкали разведенным в горячей воде навозом. Молодежь и ряженые рассыпали поленницы, заливали окна снегом с водой, завешивали их оставленным во дворе бельем, замазывали овсяным киселем и навозом. Хозяев домов пугали, скребя чем-нибудь по стеклу или стуча бревнами в красный угол так, что дом ходил ходуном и иконы могли упасть с божницы; завалив ворота и двери избы всяким хламом, озорники для потехи забирались на крышу заваленной избы и выливали в трубу ведро воды; а тем, кого особенно не любили, в трубу сыпали сор, солому и снег, после чего труба замерзала, и оставалось только переложить ее заново.

Любимыми занятиями парней были также шутки, задирания и драки с подвыпившими мужиками, припозднившимися из гостей, а также пугание девушек во время гаданий.

Бесчинства как особая форма поведения, противостоящая общепринятым нормам, соотносится со спецификой святочного периода, характеризующегося состоянием хаоса в процессе движения к упорядоченности и становлению миропорядка, а также с феноменом появления на земле в это время нечистой силы (см. Святки). Неслучайно основными моментами бесчинств являлись два временных святочных рубежа: ночь на Новый год (начало формирования миропорядка) и ночь на Крещение Господне (праздник, завершающий Святки).

На Святки, на Масленицу

Ритуальное изменение облика людей и особая форма игрового поведения во время календарных праздников, прежде всего на Святках. Рядились также на Масленицу, в Кузьминки, на Русальной неделе, в Семик и Духов день. С языческих времен ряженье наделялось особой магической силой, но постепенно превратилось в игровое времяпровождение молодежи.

Ряженье
Ряженье - один из наиболее ярких элементов традиционной культуры, основными чертами которого являются, прежде всего, изменение внешнего облика человека и особая игровая форма поведения, носящая ритуальный характер.

У русских ряженье входило в состав как календарной обрядности, так и в ритуалы жизненного цикла. Повсеместно и наиболее разнообразно эта форма поведения представлена в святочный период. Масленичное ряженье было распространено локально в центральной России и Сибири и связывалось в основном с последним днем сырной недели - с обрядом проводов Масленицы. В отдельных местных традициях типологически близким масленичному являлось ряженье в рамках обрядов весенне-летнего цикла: здесь оно также использовалось в структуре ритуальных процессий-"проводов" соответствующего празднику персонажа (чаще в троицкой обрядности: русальная неделя, Семик, Духов день, всесвятская неделя - реже в егорьевских, пасхальных, петровских обрядах). Осеннее ряженье - в Кузьминки, Сергиев день, - с одной стороны, соотносится с сезоном молодежных посиделок и представляет собой, с точки зрения тематики и системы персонажей, сокращенный вариант святочного ряженья; с другой стороны, в единичных случаях ряженье приходится на даты осенних "родительских" дней, т.е. дней поминовения всех умерших. В структуре ритуалов жизненного цикла человека феномен ряженья практиковался в свадебном обряде почти повсеместно. Ряженые останавливали свадебный поезд по дороге от венца и требовали выкуп; на второй день свадьбы будили молодых, вымазывали сажей всех участников свадебного стола; на второй или третий день "пастухи" из дома невесты искали "ярку", "овцу", "телку" и под. В Пермской, Рязанской, Саратовской губерниях имели место случаи ряженья в рамках похоронно-поминальной обрядности, представляющие собой инсценированный уход покойника или его души в "иной" мир.

Способы номинации ряженых - основных участников ряженья - в значительной степени раскрывают внешнюю и внутреннюю суть этого явления. Так, ряженых называли "рядихи", "нарядихи", "наряжухи", "нарятчики", что указывает на основной принцип ряженья - изменение внешнего облика с помощью того или иного костюма. Тот же смысл содержится в названиях "окрутники", "окрут?", "окрутки". Л.М. Ивлева, автор наиболее фундаментального исследования по обрядам ряженья, связывает номинации, образованные от корня -крут, с феноменом оборотничества/превращения в народных представлениях на основе того, что идея оборотничества содержится в самом этом корне. Более конкретное продолжение этой темы реализуется в севернорусских названиях типа "щеголь", "машкара", "тряпосьники", "хари", "харюшки", "личины", "пужала", "пугалашки", "страшки", "хухольники" (ср. арх. "хухтать"- лукавить, лицемерить - Даль В.И. 1996, т.4, с.569), отражающих материал ряженья (тряпки, маски) и содержащих оценочные характеристики, связанные большей частью с отрицательными чертами ряженых - некрасивые, пугающие, страшные. В некоторых названиях указывается календарная приуроченность ряженья; например, номинации "святошники", "святк?", "т?усники" (Поволжье., владимирск., санкт-петербургск.) отсылают к святочному периоду; в последнем случае отражена связь ряженых с обрядом колядования, или "таусеньканья". В ряде именований - "игорка", "слушальники", "гулельщики", "пужало" - отмечаются характерные действия для ряженых. Значительная часть терминов соотносит ряженых с существами "иного" мира: вологодские именования "умрун" (покойник), "Смерть"/ "белая баба"/ "Баба-Яга", смоленское - "старчихи", новгородское - "белохи", севернорусские и сибирские - "фофанцы" (ср. "фофан" - черт - Даль В.И., 1996, т.4, с.538), "шулики"/"шиликуны"/ "шулюпаны" (см. Святки), "шишиморы" (кикиморы), "лешаки", "кудесы"/ "кудесники", "букушки", "смута" и др.

При определенной близости ряженых на уровне терминологии с иноприродными существами - оборотнями, принимающими облик животных, и мифологическими персонажами, - феномен ряженья в корне отличается и от оборотничества, и от функционирования персонажей демонологического характера в ситуациях взаимодействия "иного" мира с миром людей. Если колдун оборачивается в животное, то, по народным представлениям, он действительно оборачивается. Ряженые же лишь изображают, инсценируют перевоплощение, равно как не становятся и мифологическими персонажами, а только воспроизводят мифологическую действительность так, как она отражается в мифопоэтических текстах и представлениях. Кроме того, если колдун и нечистая сила обладают магическими способностями благодаря своей "природе", то ряженые наделяются магической силой, по традиционным представлениям, в результате изменения облика и лишь на время этого изменения.

Для святочного ряженья были свойственны две формы: обходная и посиделочная (вечерочная). В первом случае ряженые обходили все дома своей деревни, а нередко и соседних селений, где за свою игру, пение (иногда исполнение колядок) и пляски получали угощение и дары, состоящие из еды и денег. Обходный ритуал совершался, как правило, накануне Рождества или Нового года, и одной из основных целей его участников был сбор съестного и гостинцев на период Святок. По форме и целям обходное ряженье было близко колядованию. Здесь происходил диалог между каждой крестьянской семьей и, в конечном итоге, - всей деревенской общиной, социумом, с одной стороны, и , с другой, - с ряжеными, которые осмыслялись как "чужаки", пришельцы из "иного" мира. Другая форма ряженья связана с традицией игрищ молодежи в святочное время, где основным объектом действий ряженых выступали половозрастные группы парней и девушек, достигших совершеннолетия (см. Святочные игрища).

В Святки, в отличие от других календарных сроков, ряженье устраивалось в темное время суток - вечерами.

В рамках святочного периода ряженье различалось по характеру в связи с делением Святок на "святые вечера" и "страшные", или "злобные вечера". Первой половине Святок, осмысляемой в традиции как "чистое", "святое" время, соответствовали и "чистые", "тихие" ряженые - красивые ("баские"), нарядные, или "щеголи". Для второй же половины, признаваемой в народе "нечистой", "страшной", "злобной", в связи с представлениями об особом разгуле в это время нечистой силы, более были характерны страшные и грязные ряженые персонажи. В Переславле-Залесском "злобными вечерами" считались кануны Рождества, Нового года и Крещенья.

Состав и количество участников действа зависели от формы ряженья. В обходных обрядах участвовали чаще половозрастные группы детей, подростков, девушек и парней от 5 до 20 человек. Ряжеными, приходившими на посиделки, были, как правило, молодые мужчины, нередко вовлекавшие в свое действо маленьких детей и парней; в некоторых местных традициях - старухи, замужние женщины, реже - девушки. Количество посиделочных ряженых зависело от "игрового" репертуара каждой отдельной местности.

При создании ряженого персонажа одним из основных являлся принцип противопоставления "своего" "чужому". Точка отсчета - "свое" - представляла собой целый пучок признаков, каждый из которых, отдельно взятый или вкупе с другими, и наделенный затем противоположным значением, "рождал" тот или иной образ в системе ряженья. Существенными были, например, противопоставления:
- по полу: девушки и женщины могли рядиться в мужчин, и наоборот.
- по возрасту: дети и молодежь одевались стариками, пожилые - женихом и невестой.
- по природе: человек // животное. Ряд персонажей-животных в ряженье чрезвычайно обширен: медведь/медведица с медвежатами, бык/тур, коза, баран, лошадь/конь/лось, собака, волк, боровок/поросенок; журавль/гусь/страус, курица/петух; лягушки; осы/пчелы.
- по принадлежности к миру живых и миру мертвых: покойник/умрун/белька/беляк, белая баба/Баба-Яга/Смерть.
- по принадлежности к миру людей и "иному" миру (по природе - человек // мифологическое существо): шишок, шиликун, кикимора, черт и под.
- по этнической принадлежности: цыгане, мордвины, малороссы, остяки, вотяки, самоеды, татары, турки, испанцы, тирольцы, китайцы и др. Главным в изображении "этнических" персонажей являлась не внешняя демонстрация характерных национальных черт (представители разных этносов могли изображаться одинаково, отличалось только их именование в местных традициях), а идея их "чуждости" русским как иноземцев, иноверцев, а также как живущих иным укладом и занятиями.
- по принадлежности к разным ступеням социальной иерархии:
а) социальный "верх": барин, становой, урядник, воевода, ревизоры, судья, писарь - органы власти, - уклад жизни и занятия которых отличались от крестьянского труда.
б) социальный "низ": нищие, странники, разбойники, бродяги-горбуны, отличающиеся от крестьян локальной незакрепленностью и соотносимые с идеей постоянного пути, в связи с чем образы нищего и странника, например, в мифопоэтических представлениях наделяются особым знанием и, соответственно, магической силой.

- по принадлежности к полной или неполной семье: сиротка.
- по принадлежности к жизни мирской или духовной: попы/священники.
- по принадлежности к жизни мирской или военной/походной: солдат/драгун/улан/гусар/боец/стрелок/казачок. Образ солдата в традиционных представлениях также связан с мотивом дороги и особыми умениями и знаниями.
- по причастности к разного рода занятиям - представители разных "профессий", отличающихся от традиционного крестьянского занятия - земледелия: кузнец, мельник, коновал, плотник, печник, рыбак, охотник, шерстобит/котовал (т.е. валяющий коты, род обуви), сапожник, пекарь, лекарь/доктор/врач и др. Многие из представителей отмеченных профессий, по народным представлениям, наделялись магическим знанием, умением общаться с нечистой силой и противостоять ей.

Некоторые из персонажей сочетали в себе ряд признаков, отличающих их от "обычного, нормального человека-крестьянина". Так, например, "цыгане" оказывались "чужими" и по этническому признаку, и по иному укладу жизни (не оседлый, а кочующий), и по занятиям (выпрашивание, воровство и проч.), и по владению особым знанием (умение гадать, предсказывать судьбу).

Вместе с тем, в ряженье было важно не изображение реальных жизненных типажей, а акцентирование внимания на тех мифопоэтических представлениях, которые с этими типажами соотносятся и актуализируются в то время, когда, по традиции, можно и нужно было рядиться. Так, ряженье как элемент святочной обрядности обусловлено характером самого периода Святок: это время хаоса и взаимопроникновения чуждых друг другу "миров", являющихся необходимостью (механизмом) восстановления миропорядка (см. Святки). Отсюда восприятие в народном сознании ряженых как существ, приходящих из "иных" миров и, соответственно своей природе, обладающих магическими свойствами и могущих обеспечить жизненные силы для формирующегося в данное время мироустройства. В этом плане показательно совершение ряжеными действий, которые считались запретными в святочный период: "кикиморы"-"кудеи" "пряли", "маслобои" "сбивали, мешали масло", "молотяне" "мололи снопы", "мельники" "крутили жернова". Если нарушение запрета обычными людьми прясть, молотить, сбивать масло, молоть в жерновах, являвшееся в мифопоэтических представлениях вторжением в космогонические процессы, могло привести к негативным последствиям в судьбах нарушителей, социума и природы (см. Святочные запреты), то переведение этих бытовых действий в условно-игровой план и совершение их ряжеными как представителями "иного" мира (природного), осмыслялось, по всей видимости, как необходимое и продуцирующее эти процессы, и, соответственно, обеспечивающее жизнь и благополучие на новый годовой цикл.

С идеей жизнеутверждения соотносится также состояние воодушевления и смех как реакция на действия ряженых (о продуцирующей силе смеха см. Пропп В.Я., 1939, с.151-174; 1995, с.111-114).

Созидательная направленность энергетики ряженых в значительной мере зависела от правильного поведения "зрителей", которые всегда становились участниками действа; в противном случае она получала негативную окраску, что проявлялось в усилении и злобном, разрушительном характере совершаемых ряжеными бесчинств, которые воспринимались в народном сознании как деяния нечистой силы (см. Святочные бесчинства).

Значительное место в играх ряженых принадлежало похоронной и свадебной тематике, отсылающей к идее вечного круговорота жизни, актуальной для Святок как времени перехода от старого года к новому, когда происходит программирование судеб на новый цикл. Мотив жизнеутверждения особенно отчетливо реализуется в играх, в которых старых перековывали на молодых и в которых "покойники" "воскресали", а "сдохшие" или "заболевшие" "животные" и "выздоравливали".

Особой стороной святочного ряженья является его насыщенность сексуальной символикой на уровне костюма (или его полного отсутствия), слова, жеста, контакта со "зрителями". В некоторых местных традициях - в Тверской, Костромской, Вологодской, Пермской губ. - игры с эротической направленностью составляли значительную часть или даже доминировали в общем составе действ ряженых на игрищах молодежи. Основным объектом действий в играх такого типа являлись достигшие совершеннолетия парни и, в еще большей степени, девушки. Обязательным элементом этих игр был контакт ряженых с присутствующими на игрище девушками, носящий подчеркнуто эротический характер. Контакт мог осуществляться в форме поцелуя, удара (по спине или ниже пояса), щипания, хватания и т.п.; во многих сюжетах обыгрывался фаллический символ и ситуация полового акта - в условных действиях или на словесном уровне. Показательно также и то, что контакту, как правило, принудительному, подвергались абсолютно все девушки: специально назначенные "придверники" запирали двери избы и следили, чтобы никто не уклонился от участия в игре. В некоторых играх со стороны ряженых проявлялась откровенная жестокость по отношению к девушкам и парням, особенно к тем, кто упорствовал в нежелании выполнять предписанную "роль" или прятался. Часть игр сводилась именно к истязанию: укалывание иголкой, щипание за ноги, битье по спине, щелканье по лбу или затылку и под. Помимо того, что эротические игры вызывали эмоциональное состояние страха, стыда и отвращения у тех, кого в них вовлекали, они заставляли испытывать и физическую боль. Иногда знание того, как нужно себя вести в подобной ситуации, избавляло девушек и парней от лишних переживаний. Все вышесказанное свидетельствует о том, что игры ряженых в молодежной среде носили ритуальный, а, следовательно, обязательный характер. Этот вывод представляется закономерным, если учесть приуроченность игр эротического свойства к Святкам как периоду формирования брачных пар, за которым начинался мясоед - время свадеб. По сути, игры ряженых представляли собой испытание парней и девушек, достигших брачного возраста, на зрелость в области сексуальных отношений.

Таким образом, феномен святочного ряженья в целом представляет собой обрядовую форму поведения, реализующуюся в ритуально-игровых действиях, выполняющих продуцирующую функцию в контексте специфики святочного периода (см. Святки).

Внешняя сторона ряженья находит выражение на разных уровнях:
- изобразительном: использование шуб, одежды, тряпок, зачастую старых, и подобных материалов для создания костюмов; деревянных, берестяных, бумажных, тряпочных масок, мела/муки/сажи, платков для скрывания лица; разнообразных бытовых предметов, превращающихся в атрибуты того или иного ряженого персонажа, и т.п.
- вербальном: произнесение монологов, вовлечение "зрителей" в диалог, использование этикетных формул и разнообразных, соответствующих ситуации клише, ритмически оформленных конструкций.
- звуковом: исполнение песен, частушек; музыкальное сопровождение с помощью дудки, волынки, балалайки, гармони, а также импровизированных "инструментов" - печных заслонок, ведер, ложек, палок, сковородок, "шаркунков"-колокольцев и под., создающих специфический звуковой фон ряженья: звон, лязг, грохот, треск, стук, скрежет; изменение голоса или его отсутствие вовсе, т.е. молчание.
- акциональном: мимика и жестикуляция; особая специфика танцевальных движений (то отчетливые и ладные, то жеманные, то угловатые, карикатурные, прыжки, кувыркания, вихляния, верчения, ужимки; набор действий, соответствующий тому или иному игровому сюжету.

Относительно специфической хореографии ряженых следует отметить, что взмахи руками и ногами, подпрыгивания, верчение и подобные движения обладают, по народным представлениям, продуцирующей силой и в ритуальной сфере нашли широкое применение в магических действах, направленных на воспроизводство: урожай, приплод скота, деторождение. В этом смысле акциональный план выражения ряженья тоже, несомненно, связан с идеей продуцирования и жизнеутверждения. Многократность повторения действия или игровой ситуации, направленных со стороны ряженых на "зрителей" в каждом доме при обходных обрядах или на каждого из присутствующих на игрище (см. Святочные игрища), по мнению исследователей, также "рассчитана на эффект ритуальной действенности. Тем самым игра обеспечивает всеобщую причастность к определенному внеигровому результату" (Ивлева Л.М., 1994, с.128).

Несмотря на то, что ряженье являлось необходимым и обязательным как обрядовое действо, отношение к нему в народной среде имело двойственный характер. Осуждение ряженья основывалось на его причастности к "иному" миру и непосредственной опасности для самих ряженых, особенно для тех, кто надевал на лицо маску. Так, например, в народе верили, что каждый, кто изображает покойников, будет схвачен ими в лесу, утащен и отдан во власть дьявола. Изменение внешности, по народным представлениям, изменяло и внутреннюю сущность ряженого, что проявлялось в его поведении, признаваемом только в рамках обрядности и совершенно неприемлемом в повседневности. При маскировании индивидуальные черты человека как бы исчезали, исчезал и он сам, а появлялось другое существо - ряженый персонаж. В этой связи следует отметить часто упоминаемое в этнографических источниках стремление ряженых к неузнаваемости, что достигалось с помощью костюма, маски, изменения индивидуальных особенностей движений, голоса человека (или молчания), а также оборонительных действий от "зрителей": поколачивание тех, кто приближался, батогами, камнями, обернутыми в тряпицу, колотьё шилом. Если ряженого узнавали и называли по имени, он либо убегал и больше не появлялся на беседе, либо получал шуточное наказание: его качали, "били", давали какое-либо смешное задание, требовали выкуп (песенный, танцевальный или денежный). Разоблаченный ряженый, по-видимому, не мог, не имел права продолжать "игру", так как, по народным представлениям, нельзя было быть одновременно и ряженым персонажем, который всегда воспринимался как "чужой" и, следовательно, неведомый, и конкретным, известным всей деревне, "своим" человеком. Возможно, продолжение ведения игры в ситуации разоблачения ряженого, могло нарушить исконную природу человека, поскольку крестьяне верили, что надеть маску означает надеть лицо черта. "Срамное" поведение - "игра" в стиле окрутничества, - по традиционным представлениям, возможно для ряженого персонажа, но отнюдь не для узнанного всеми человека. Восприятие в народном сознании маски как опасного предмета, воплощающего в себе средоточие нечистой силы, обусловило использование ее далеко не всеми ряжеными (по большей части, специально сделанные маски надевали мужчины; женщины же маскировали лицо иными способами: с помощью платка, сетки, полотенца и т.п.), а также и то, что маски не хранили в доме, считая, что они могут принести несчастье.

Обязательной акцией для всех, кто участвовал в святочных увеселениях - игрищах (см. Святочные игрища), гаданиях и особенно в ряженье - являлось омовение крещенской водой у "иордани", осмысляемое как очищение от соприкосновения с нечистой силой во время Святок (см. Крещение Господне, Святки).

24 декабря / 6 января - 6 января / 19 января

Магический святочный обряд, который совершался в рождественский Сочельник, утром в Рождество, в день наступления Нового года или накануне Крещения. Ватаги молодежи ходили по дворам, поздравляли и славили хозяев, требовали и получали дары, а в случях отказа - следовали угрозы, сулившие большие неприятности в семье и хозяйстве.

Колядование
Колядование ("козла петь", "кликать луг", "кликать авсень", таусенькать) - один из магических святочных обрядов обходного характера (см. также Посевание, Ряженье, Славление Христа), который совершался в рождественский сочельник, рано утром в Рождество или в день наступления Нового года, реже - накануне Крещенья, - то есть в моменты, осмысляемые в народном сознании как рубежные, переходные от старого времени к новому.

Собравшись в назначенное время, группа колядовщиков выбирала мехоношу (несущего мешок) и направлялась к краю деревни. У первого дома обходчики останавливались под окном и кричали: "Хозяин с хозяюшкой, можно ли коляду покликать?". Получив разрешение, колядовщики начинали поздравительную песню, в которой крестьянский дом назывался теремом, а хозяин с хозяйкой и детьми сравнивались с месяцем, солнцем и частыми звездочками. Закончив величание, колядовщики требовали угощения, и благодарные за поздравление хозяева подавали обходчикам в окно разную снедь со стола и заранее приготовленные печенья и пироги. В ответ на обильные дары колядовщики исполняли песню, в которой желали домочадцам и хорошего урожая, и приплода скота, и благополучия в хозяйстве в новом году, после чего отправлялись к другой избе, затем - к третьей, четвертой и так далее. Обойдя все дома деревни, колядовщики собирались в избе, выкупленной молодежью для святочных игрищ, и начинали дележ подарков. Из части продуктов обходчики готовили еду и угощались все вместе. Незаметно приближалось время игрища, и совместная трапеза с шутками и всеобщим весельем плавно переходила в посиделку.

Свое название обряд колядования получил от слова "коляда", в различных огласовках известное всем славянским и некоторым другим европейским народам. Оно, в свою очередь, восходит к латинскому слову "calare", означающему "выкликать": в Древнем Риме существовал обычай выкликания главным жрецом первого дня каждого нового лунного месяца; здесь же "календами" назывались первые десять дней каждого месяца. Со словом "календы" связано также происхождение слова "календарь". Другие названия обряда связаны либо с припевом ("таусенькать" - от "таусень" так же, как "колядовать" от "коляда"), либо с тем или иным образом (луг [плуг], козел), упоминаемом в песне, исполняемой колядовщиками.

Участниками обряда колядования являлись группы от трех до семи-десяти человек, иногда - больше: в Енисейской губ. - до тридцати, а в некоторых местах Вологодской и Вятской губерний - до ста человек. Половозрастной состав группы мог быть разным: только девушки или только парни, реже - смешанные группы, дети. Как правило, в каждую группу собирались индивиды одной возрастной категории: дети образовывали один коллектив, подростки - другой, достигшие совершеннолетия - третий. Это обусловливалось наличием в традиционной культуре у каждого возраста своей собственной компании для проведения свободного или праздничного времени, а также для участия в тех или иных занятиях. В Московской губ. колядовать могли дети (мальчики) по одному. На Русском Севере и в Сибири святочный обход с исполнением величально-поздравительных песен (виноградий), а также духовных стихов, производили группы мужчин: на Пинеге - пожилые; в Поморье, Холмогорском районе - старики; на Мезени, в Вятской и Енисейской губерниях - взрослые мужчины; в Олонецкой губ. - "матерые".

В группе колядовщиков выделялись запевала и "мехоноша" (или "мехоноска"); последний выбирался коллективом, в его функции входило носить мешок (ведро, лукошко, горшок или подобные емкости) для собирания даров, подносимых участникам обряда, и распоряжаться дележом сбора. В Сибири колядовщики могли носить с собой звезду, как при Славлении Христа.

Обряд колядования имел четкую, закрепившуюся в традиции структуру, во многом совпадавшую с рядом черт других ритуальных акций обходного характера.

Подойдя к дому, колядовщики, если это было принято в местной традиции, спрашивали позволение поздравить хозяев и, получив согласие, приступали к пению. После исполнения величально-поздравительной песни колядовщики требовали угощения, и хозяева выносили им дары. В ответ следовали формулы благодарения и пожелания добра в новом году, и участники обряда отправлялись к другому дому.

Так обряд выглядел там, где было распространено колядование обобщенного типа, при котором поздравление колядовщиков адресовалось всей семье в целом. В этом случае колядующие, как правило, не входили в дом, а пели песню прямо под окнами. Такой вариант обряда представляется наиболее архаичным. Развившимся из обобщенного и более развернутым являлся дифференцированный тип колядования: обряд начинался под окном, затем перемещался в дом, а величальные песни исполнялись для каждого члена семьи; колядовщиков же могли угостить прямо в доме и даже усадить за стол.

Наиболее устойчивые названия колядных песен - "коляда" или "колядка" - общеславянские, "овсень" или "таусень" и "виноградье" - русские, - получены ими по постоянным припевам или рефренным восклицаниям, повторяющимся после каждой строки ("Коляда! Коляда!", "Овсень!", "Виноградье красно-зеленое!"). Если колядки, исполняемые в России повсеместно, могли сосуществовать на одной территории с овсенями и виноградьями, то два последних вида песен практически никогда не бытовали в рамках одной местности.

Ответом на величание, выраженное в колядке (овсене, виноградье), было одаривание обходчиков. Оно являлось обязательным элементом обряда, так как именно от него зависела судьба крестьянина на будущий год. Это связано с традиционными представлениями о клядовщиках как представителях "чужого", "иного" мира, обладающих магической силой; по мнению Л.Н. Виноградовой, участники обряда инсценировали приход душ умерших (Виноградова Л.Н., 1982, с.148). Вера в магическую силу колядующих реализовалась в действиях следующего рода: "первому вошедшему с колядой мальчику хозяйка давала горсть льна, для того чтобы лен в этом году был хорош. Второго вошедшего мальчика сажают в красном углу на шубу, вывернутую вверх шерстью, чтобы овцы были мохнатые и всего в хозяйстве было бы вдоволь" (Зернова А.Б., 1932, с.17). Однако магическая сила "чужаков", "пришельцев" по отношению к крестьянину могла обернуться как своей положительной, созидательной стороной - при правильной реакции на появление колядовщиков (приветливость, щедрость в одаривании), так и отрицательной, разрушительной - при несоблюдении принятых в традиции норм поведения (оставление поздравления без ответа, скупость). В этом плане акция колядования представляет собой одну из обрядовых форм равноправного контакта, диалога и обмена между "мирами" человека (социума, культуры) и природы. Отсюда традиционная оценка категоричности требования даров колядовщиками как чего-то должного и закономерного.

О восприятии колядовщиков в народном сознании как представителей "чужого" мира свидетельствует их "пространственное закрепление" вне дома ("своего" пространства) в более архаичном (обобщенном) типе обряда. Обходчики не заходили в дом; в Новгородской губ. существовало представление о том, что коляда в дом не ходит, она остается под окнами, а приглашать ее в дом нельзя. Соответственно, колядовщики стояли под окном и дары получали тоже через окно. В текстах колядок сохранились названия окон, через которые подавали угощение: "заднее" - окно, служащее для выпускания дыма в курных избах и находящееся в углу у самого пола; "волоковое" - окно с "волоком" (задвижкой в виде ставня), выполняющее ту же функцию, что и "заднее" окно, а также для подачи милостыни и спрашивании, кто пришел в дом; "суднее" - волоковое или простое окно против устья печи над "судной" (посудной) лавкой; "печное". Все эти типы окон, очевидно соотносящиеся с печью, равно как и некоторые другие пространственные ориентиры внутри избы (дверь, люк в подпол, печные задвижки и заслонки, окна, порог) осмыслялись в традиционном сознании как границы между "своим" и "внешним" мирами; открывание этих "границ" в обрядовой ситуации делало возможным осуществление контакта противостоящих "миров".

При отказе одарить обходчиков или при проявлении хозяевами жадности неизбежно следовали формулы-угрозы, содержащие самые неприятные для крестьянина пожелания: от неурожая и увода скотины со двора до смерти в новом году. Представления об опасности и разрушительной силе колядовщиков как представителей "иного" мира могли реализоваться не только на словесном уровне; являвшиеся расплатой за плохой прием, угрозы нередко переходили в конкретные бесчинства, совершаемые группами мужской молодежи (см. Святки) и наносящие значительный урон в хозяйстве. Неприятности такого рода не сулили ничего хорошего в течение всего года, так как, по традиционным представлениям, переходный период от старого года к новому определял судьбу на весь следующий годовой цикл.

Напротив, в случае правильного поведения хозяев и полного удовлетворения дарами колядующих, последние произносили слова-благопожелания, которые, по народным представлениям, обладали магической силой и выступали своего рода гарантом благополучия во всех областях крестьянской жизни. Основным было пожелание хорошего урожая, приплода скота, здоровья всех домочадцев, а также - скорой свадьбы взрослым детям хозяина и рождения детей молодоженам.

Считалось, что степень благополучия семьи в новом году напрямую зависела от щедрости хозяев и, следовательно, от обильности даров, подносимых обходчикам. Крестьяне Московской губ. считали, что если хозяйка не подаст колядующим, то в хозяйстве в новом году не будет проку.

Наиболее распространенными дарами для колядовщиков повсеместно были мучные изделия: специальные обрядовые печенья в виде коней, коров и птиц ("калёдушки" в Московской губ., "овсеньки" - в Рязанской; "козули" - во многих местностях), круглые пресные лепешки (саратовские "колядашки", владимирские "колёдки") и блины, сдобные "кокурки" и "каракульки" в Новгородской и Владимирской губерниях, а также ватрушки, пироги - везде у русских. Помимо выпечных изделий обходчиков одаривали зерном, крупой, мукой, маслом, сметаной, яйцами, пивом, чаем, сахаром, деньгами. В Поволжье и южнорусских губерниях было принято благодарить "свиными ножками" (окороками), "кишкaми" (колбасами, начиненными гречневой кашей, нередко - с добавлением рубленой говядины), кусками вареного мяса или ветчины. В Вятской губ. из дома, в котором жила девушка на выданье - невеста, колядующим обязательно подавали свиную ногу и пирог с мясом.

Полученные от колядования деньги и продукты использовались на общие нужды коллектива обходчиков. Так, в деревнях Архангельского р-на, местами в Поморье и Обонежье в начале ХХ в. девушки ходили "славить" и петь виноградье, чтобы оплатить избу для святочных игрищ. Изба стоила от 30 до 60 р., поэтому девушки накануне Рождества ходили и по своей, и по соседним деревням, чтобы получить побольше денег. Вырученные деньги они отдавали хозяйке или хозяину избы, а калачи делили между собой. На второй день Рождества девушки пели виноградья уже только в своей деревне, а дележ калачей и рождественских козуль незаметно переходил в посиделку. Во Владимирской губ. из полученных в дар натуральных продуктов колядовщики в день Нового года стряпали себе кушанья и устраивали общую трапезу.

Местами в Вологодской губернии во время колядования, устраивавшегося детьми под Новый год, просили подать не угощение, а лучину, которую затем сжигали посреди деревни. В таком случае при обходе пели:
"/…/ Дайте лучинки
На Новый год,
Старым посидеть,
Малым поиграть,
Потешиться,
Поорешиться!
Кто не даст лучинки -
Тому сосновый гроб!"
(Морозов И.А., Слепцова И.С., 1993, с.19).

В Кадниковском у. Вологодской губ. мальчишки 7-10 лет собирали лучину для освещения помещения, в котором проводились святочные игрища.

В конце ХIХ - начале ХХ вв. колядование постепенно утрачивало значение магического обряда, превращаясь в святочное развлечение. Этот процесс отразился прежде всего на содержании колядок, сопровождавших действо: они нередко сокращались до одной лишь просьбы одарить. При колядовании, становящемся по большей части забавой детей, стали использоваться песни из детского репертуара, не имеющие ничего общего с величаниями и пожеланиями заклинательного характера, свойственного колядным песням.

Более долгая "обрядовая жизнь" оказалась у виноградий и овсеней более позднего, дифференцированного, типа колядования, предназначавшихся для величания отдельных половозрастных групп, особенно для достигших совершеннолетия девушек и парней. В некоторых местах на Русском Севере девушек в Святки специально приглашали "припевать невест" виноградьем, и в богатых домах их хорошо одаривали. В подобных случаях колядование становилось своего рода смотринами невест. Так, в Поволжье и в районе Мурома овсень исполняли девушки-"невесты". Они, набелившись и нарумянившись, надев лучшие наряды, обходили дома "женихов" и исполняли им величальные песни, после чего хозяева усаживали девушек за стол и вместе с "женихом" угощали их вином, высматривая себе невесту. Такой обычай в этих местностях существовал вплоть до начала ХХ в.

24 декабря / 6 января - 6 января / 19 января

Народный кукольный театр - традиционный атрибут зимних святочных развлечений.

Вертеп
Вертеп - народный кукольный театр, являвшийся в ряде мест России элементом святочных развлечений. Слово "вертеп" в старославянском языке означало "пещера". Такое название этот тип театра получил в связи с тем, что первоначально основное разыгрываемое в нем действо отражало евангельский рассказ, согласно которому, Мария и Иосиф с только что появившимся на свет Иисусом Христом скрывались в пещере во время бегства из Иордании в Египет от злодеяний царя Ирода, повелевшего убить всех младенцев, чтобы погубить новорожденного Христа.

Изначально вертепные представления имели религиозную направленность и связывались прежде всего с рождественской тематикой; но со временем, расширив свой репертуар, они превратились в настоящий народный театр.

Истоки вертепа восходят к западноевропейской средневековой традиции устанавливать в церквях на Рождество ясли и фигурки Богородицы, младенца Иисуса Христа, пастухов, осла и быка. Позднее фигурки стали делать подвижными, а кукольные представления переместились из церквей на площади; их стали показывать в переносных ящиках.

Театр подобного типа был известен у славян-католиков в Чехии, Словакии, Словении, Хорватии, Польше, Правобережной Украине и в Западной Белоруссии. Так, в Польше этот театр сложился к концу ХYI в. и носил название "шопка" или "яселки".

В Россию вертепный театр проник в конце ХYII - начале ХYIII вв. через Украину и Белоруссию; в последней он назывался "батлейкой". У русских основное распространение вертеп получил в Сибири, унаследовав украинскую традицию, так как еще в ХYII в. в г. Тобольск были направлены для работы в славяно-греческой школе и семинарии воспитанники Киево-Могилянской академии (разыгрывание вертепной рождественской драмы здесь входило в учебную программу), и в западнорусских губерниях - Новгородской, Смоленской, где очевидным было влияние на кукольный театр белорусской батлейки.

Вертепные представления разыгрывали профессиональные бродячие кукольники или любители: крестьяне, солдаты, священнослужители, мещане. Как правило, вертепщики приурочивали представления к Святкам; но, например, в Сибири (в Иркутске) с вертепом могли ходить по домам от Рождества до Масленицы. Здесь же были известны не только переносные, но и стационарные кукольные театры такого типа; вход на представление стоил пять-десять копеек. Позже, в конце ХIХ - начале ХХ вв. разыгрывание вертепных спектаклей превратилось в профессиональный промысел. Так, выходцы из Новгородской губернии отправлялись на гастроли по разным местностям России, ориентируясь уже не на святочный период, а на время проведения ярмарок. Так, известному этнографу Н.Н. Виноградову в начале 1900-х годов случилось наблюдать вертепное представление новгородских кукольников, плывших на волжском пароходе и направлявшихся на Нижегородскую ярмарку.

Переносной ящик для вертепа изготавливался из досок или из картона. Как правило, он состоял из двух ярусов, реже - из одного или трех. Обращенная к зрителям сторона вертепного ящика закрывалась тканью-занавесом яркого цвета или ставнем, опускавшимся вниз и закрывавшим манипуляции, производимые руками вертепщика. В "полу" обоих ярусов проделывались прорези для того, чтобы куклы, закрепленные на стержнях, могли двигаться. Пол покрывался мехом, и поэтому прорези в нем не были заметны. Для рук вертепщика, водившего кукол, было предусмотрено пустое пространство между верхним и нижним ярусами, заклеенное со стороны зрителя бумагой. По бокам и вверху ящика подвешивали несколько разноцветных фонариков для освещения сцены в вечернее время.

Куклы изготавливались из дерева, реже лепились из глины. Их вырезали высотой в восемнадцать-двадцать сантиметров, довольно четко отражая особенности строения человеческого тела или животных, рисовали красками лицо, одевали в одежду из тканей и бумаги; к ноге крепили деревянный или проволочный стержень.

Вертепщик сам проговаривал все роли, изменяя голос в зависимости от характера персонажа. Он скрывался за ящиком, где также могли находиться музыканты и хор.

Верхний ярус вертепного ящика назывался "небом", "пещерой" или "хлевом"; изнутри он оклеивался голубой бумагой со звездочками из фольги; на задней стене изображалась сцена Рождества, либо рядом с ней устраивалось подобие пещеры или хлева с яслями, а также неподвижные фигурки Марии, Иосифа, младенца Иисуса Христа, домашних животных. Нижний ярус назывался "землей" или "дворцом"; здесь разыгрывались эпизоды злодеяний и наказания царя Ирода, а также бытовые сценки комического и сатирического характера. "Дворец" украшался яркой цветной бумагой, блестками; в центре располагался трон, на котором сидел Ирод. Около трона с обеих сторон иногда закреплялись неподвижно по три воина, вооруженных пиками и мечами. Остальные куклы "входили" и "выходили" через две двери в боковых стенках ящика.

Персонажами вертепной драмы "Смерть царя Ирода" были: два ангела, возвещающие о рождении Иисуса Христа; пастушок с овечкой и три царя (волхва), славящие Рождество Христово; царь Ирод и его воины; Рахиль с ребенком, умоляющая жестокого царя сохранить жизнь своему невинному младенцу; Ксендз, уличающий Ирода в злодеяниях и предрекающий ему муки на том свете; Смерть в виде скелета с косой, снимающая голову преступнику, и Черт, помогающий Смерти утащить Ирода в ад. В некоторых вертепах последние сцены выглядели очень эффектно за счет того, что голова у куклы, изображающей Ирода, отваливалась назад и висела на ниточке, прикрепленной к шее; а когда наступал эпизод с отправлением Ирода в ад, в полу открывалась дыра, и злодей как будто действительно проваливался под землю.

У русских вертепное представление четко делилось на две части: религиозную и бытовую; причем со временем первая значительно сократилась и приобрела местный колорит: так, кукла, изображающая Рахиль, выглядела как обычная русская крестьянка, а иногда - как барыня в модном платье. Вторая часть вертепа, совершенно не связанная с рождественской тематикой, включала без особого порядка разнообразные сценки на основе местного материала: бытовые анекдоты, исторические эпизоды, просто танцы кукол, изображающих людей разных национальностей. Очень популярны были шуточные и сатирические сценки, высмеивающие человеческие пороки: глупость, жадность, кичливость и проч. Среди персонажей бытовой части вертепного театра были: Межевой (землемер) и Межевая, в сценке с которыми смех вызывал диссонанс между "умными" речами и танцем под забористого "Чижика"; девицы из Валдая, бараночницы, танцующие "Комаринского"; Цыган, выпрашивающий плату за представление, перемежая нормальные слова с "тарабарскими"; глупая Барыня и пройдоха Доктор; молодая Жена (любовница Аришенька) и старый Муж (Старик-любовник) и другие.

В мемуарной литературе неоднократно встречаются суждения о большом успехе вертепных представлений у публики и огромнейшем удовольствии, доставляемом кукольным театром - вертепом зрителям самого разного возраста и социального положения.

У русских, живущих на Украине (в Волынской губернии), в конце ХIХ в. был известен так называемый "живой вертеп", то есть драма "Царь-Ирод", разыгрываемая не с помощью кукол, а людьми: мальчиками-подростками и парнями постарше (18-20 лет). "Живая" версия вертепа, полностью утратившая сообщение о рождении Христа и сцены с поклонением волхвов, является более поздней по сравнению с кукольным представлением.

Масленичная неделя

Соломенное чучело в женском или мужском обличье. Главный атрибут обрядовых действий на Масленицу.

Масленичное чучело
Масленичное чучело (масленица, масленик, масленичная кукла) - атрибут праздника Масленицы, являвшийся главным действующим лицом в цикле обрядовых действий .

Этот персонаж мог быть представлен на празднике антропоморфной фигурой из соломы или дерева, имевшей женский или мужской облик, или реальным человеком, исполнявшим ту же роль.

Масленичные чучела были известны во многих регионах России, но наибольшее распространение они получили в южных губерниях страны. Делали как Масленицу, так и Масленика, которые использовались как обособленно, так и попарно. Готовили их в первые дни сыропустной недели молодые замужние женщины и девушки, собиравшиеся для этой цели в доме какой-нибудь пожилой крестьянки. На сноп соломы, служивший основой для туловища, привязывали оборкой голову и руки, также из жгутов соломы, и прикрепляли большие груди из пучков пеньковых очесов. Сверху на всю конструкцию надевали праздничную, украшенную полихромным браным ткачеством, вышивкой и аппликацией, рубаху, яркий ситцевый сарафан или вышитую цветными шерстяными гарусными нитями клетчатую поневу и орнаментированный фартук. На голову концами назад повязывали красный ситцевый или шелковый фабричный платок.

При изготовлении изображаемому персонажу старались не просто придать форму, ассоциирующуюся с человеческим телом, но и обязательно гипертрофировать присущие тому или иному полу особенности: У Масленицы изображали большую грудь, а у Масленика подчеркивали мужские признаки. Одним из важнейших обрядовых действий при изготовлении такой куклы было ее одевание - ,,наряжение". Костюм масленичного чучела должен был быть старым, ветхим, рваным, а иногда на него надевали еще и вывороченную мехом наружу шубу. При этом как солому для тела Масленицы, так и все предметы ее одежды следовало обязательно собирать из разных домов или покупать в складчину, превращая исполняемую размером в рост человека фигуру в обрядовый символ деревни или села и подчеркивая, таким образом, сопричастность с актом ее создания всех членов конкретной крестьянской общины. Как правило, персонаж наделяли еще и личным именем - Дуня, Авдотья, Гаранька и пр.

В некоторых районах Сибири приготовлением масленичного чучела , кроме женщин, занимались также и молодые парни.

В Московской, Калужской, Владимирской и ряде других центральных губерний помимо главного общего обрядового персонажа делали значительное количество ,,семейных" кукол, имевших аналогичное название. В отличие от общедеревенской Масленицы домашние фигуры имели привлекательную внешность: им углем рисовали глаза, брови, нос, наряжали в яркие нарядные костюмы, - но так же подчеркивли признаки пола. Как домашнюю, так и общественную Масленицу всегда обряжали в костюмы, характерные по своему составу для замужних женщин. Чучело снабжали соответствующими празднику атрибутами - сковородкой, половником, блинами и сажали в доме на лавку в такой позе, как будто она печет блины. Серьезного ритуального значения таким изображениям не придавали. В Козельском у. Калужской губ. делали по 5-6 таких фигур и усаживали их на всю неделю на почетном месте - на лавке у окна. Девушки брали их с собой на все посиделки и игрища в специально арендованную для этого избу, гуляли с ними по деревенским улицам, катали в санях, распевая любовные ,,страдания". Такие персонажи появлялись, в основном в тех домах, откуда брали в новую семью молодух, куда ожидали приезда ,,новоженов" или где жили девушки на выданье.
Иногда ряженая фигура превращалась в простую игрушку.

Однако не везде и не всегда главный символ праздника представлял собой соломенную куклу. В Ошанском у. Пермской губ. Масленицу изображали в виде деревянной статуи, в Сухиничском у. Калужской губ. для этой цели использовали наряженный деревянный толкач, а в некоторых деревнях Псковской губ. ее роль играла снежная баба, которую скатывали на санках с горы.

В середине ХIХ в. в некоторых местностях России было принято, чтобы роль Масленицы во время обрядовых действий праздника исполнял какой-либо крестьянин, специально выбранный для этого обществом. Его выряжали в ветхую и рваную разношерстную одежду своего или противоположного пола, снабжали многочисленными нелепыми аксессуарами и средствами передвижения. В Московской губ. такой человек, одетый самым фантастическим образом, с песнями и кривляниями выезжал в поле или в лес на лошади, убранной рогожами, мочалами, лаптями, рваными выцвевшими половиками и т.п., запряженной в старые разваливающиеся сани. Его с шумом сопровождала туда толпа односельчан. За деревней Масленица переодевался в обычное платье и после этого все участники возвращались обратно в деревню. В Вологодской деревне молодой парень, исполнявший ту же роль, разъезжал на детских санках, запряженных маленьким жеребенком в соломенной сбруе. В Пензенской губ. парня с помелом и кочергой в руках усаживали на пару перевернутых борон, запряженных телятами и жеребятами, и так возили по деревне. Во Владимирской губ. Масленицу изображал мужик, которого усаживали на нанизанное на высокий шест колесо, закрепленное в огромных санях. В руки ему давали бутылку вина и калач. В других местах эта функция часто передавалась распорядителю карнавального шествия.

Одновременно в одном селении могло сосуществовать несколько подобных фигур, но только одна из них олицетворяла собой действующий символ праздника для всей крестьянской общины определенной деревни или села, только его использовали во всех обрядовых действиях во время Масленицы и в конце их ,,провожали" или ,,хоронили" всей деревней.

По народным представлениям, Масленица, независимо от способа ее воплощения, была наделена сверхъестественными магическими способностями. Демонстрация этих ее преувеличенных особенностей являлась важнейшим обрядовым действием. При этом старались утрировать не только внешние, но и внутренние свойства. Масленицу традиционно величали широкой, разгульной, обжорой, пьяницей. ,,Толстая масленица. Блинов объелась, обожралась!" - кричали участники уличных гуляний. Во всех воплощениях Масленицы обязательными деталями являлись рваная и нелепая одежда, старые сани и ветхость и необычность ,,выезда". Так, вероятно, старались, подчеркнуть изжитость этим персонажем отпущенного ему срока обладания ритуальной силой и времени земного существования. Появление этого атрибута праздника, олицетворявшего в славянской мифологии плодородие, зиму и смерть и являвшегося главным действующим лицом в целом ряде ритуальных действий, всегда сопровождалось шумом, смехом, криками и всеобщим весельем - действиями, которым крестьянами приписывались определенные защитные свойства.

Изготовителями обрядовых кукол в деревнях являлись преимущественно молодые замужние женщины. Вероятно, это обусловливалось тем, что подобная акция по своей значимости сопоставлялась в народном сознании с рождением ребенка. Поэтому все действие по изготовлению этого важнейшего масленичного символа носило характер женского ритуала. Помимо непосредственных его исполнителей в это время в помещении имели право находиться также и малолетние дети.

Масленичная неделя

Обычай особого чествования молодых супругов во время Масленицы с целью представления односельчанам новых семейных пар и закрепления в общественном сознании их нового статуса.

Смотры молодоженов
Смотры молодоженов - ритуал чествования молодоженов во время Масленицы.

Время до начала сырной недели издавна считалось в крестьянской среде предназначенным для заключения браков. В первый год после этого молодожены имели в крестьянском обществе особый статус и назывались ,,молодые" и находились в центре всеобщего внимания. Поэтому не удивительно, что одним из самых важных моментов в масленичной обрядности считалось чествование молодых супругов, только что начинавших совместную жизнь. Целью этих действий являлась необходимость закрепить в общественном сознании произошедшие в семейном статусе молодых людей перемены, представить окружающим образовавшиеся новые семейные пары и интегрировать их в структуру существовавшей крестьянской общины на правах ее равноправных членов.

Большое место во время празднования Масленицы отводилось различным ритуальным действиям, во время которых молодожены-первогодки, как поженившиеся в течение всего года, так и непосредственно перед Масленицей, должны были подчеркнуто продемонстрировать окружающим свою любовь друг к другу и способность к деторождению. По народному представлению, эта важная функция семейных отношений имела огромное значение не только непосредственно для каждого нового возникшего супружеского союза, но через него оказывала свое магическое влияние и на всю окружающую природу, способствуя ее возрождению и плодовитости.

Некоторые публичные акции, связанные с этим происходили на катальных горах, куда во время праздника в своих лучших, часто венчальных нарядах, на расписных и богато украшенных санях съезжались все "новожены" ближайшей округи. Там их поджидали ватаги холостых парней и мужчин, которые зазывали каждую из прибывших пар прокатиться выкриками: "Молодую, имярек, на горку!". "Новоиспеченная" жена должна была вылезти из саней и, уважительно поклонившись в пояс на обе стороны собравшимся, подняться на горку к ожидавшему ее там мужу. Отвесив еще три поклона она усаживалась к нему на колени на санки, обнимала рукой за шею и целовала. Чтобы иметь возможность скатиться вниз, ей, по громогласному требованию окружающих, часто приходилось целоваться, сидя с ним, еще несколько раз. Зрители при этом придерживали сани на вершине горы, не давая паре возможности двинуться с места, и со свистом и улюлюканьем требовали "подмазать полозья", в иных случаях доводя количество поцелуев до двух десятков и более. После этого молодых спускали с горки и при этом бдительно следили, чтобы сани отъехали как можно дальше. Считали, что от длины их пробега будет зависеть длина льна в новом урожае. Скатившаяся пара еще раз целовалась и уступала место следующей. Этот обычай, носивший название ,,солить рыжики на пост" или "примораживать", получил в конце Х1Х - начале ХХ вв. распространение в Пинежском у. Архангельской губ. В некоторых деревнях молодым оказывали особую честь, позволяя съехать с горы на "ледянке" - политой водой и замороженной шкуре, за что те должны были угощать окружающих водкой.

В некоторых губерниях Центральной России, например во Владимирской, жену усаживали на руки к сидящему прямо на снегу молодому мужу и так везли пару по спуску горы или, за ее отсутствием, по крутому склону. Иногда молодых приглашали прокатиться в простых дровнях для перевозки воды. Как только они забирались туда, все присутствующие сразу же начинали наваливаться на них сверху кучей, стараясь уложить пару на дно саней. Часто "куча мала"поджидала молодых и после спуска с горы.
В некоторых обрядах, связанных с катальными горами, участвовали только молодые мужья. Один из них, называвшийся "ездить бобром на молодом" (Громыко М.М..1986. с. 225.), существовал в Вологодской губ. Заключался он в том, что группа парней затаскивала приехавшего в гости в чужую деревню "новоиспеченного" мужа в розвальни без оглобель и забивалась туда же сама. После этого вся компания со свистом, криками и улюлюканьем съезжала с горы. В Пермской губ. вместо саней использовали для тех же целей лубяную пластину, на которую толкали плашмя молодожена, а поверх него наваливалось человек двадцать женатых мужиков и парней. Все эти развлечения вызывали у окружавших катальную гору зрителей и у самих участников большое одобрение, радость и смех.

Во время праздника молодожены не только гуляли и катались парой, но принимали активное участие и в совместных развлечениях со сверстниками. Им разрешалось посещать все молодежные увеселительные собрания, хороводы, беседы и пр. наравне с незамужними друзьями и подругами. При этом как со стороны последних, так и от взрослых людей выказывалось им всяческое уважение: молодых супругов величали по имени-отчеству и усаживали на лучшие места.

Некоторые обряды, связанные со знакомством деревенского общества с молодыми носили характер "откупа" и включали в себя ярко выраженные эротические элементы. К ним можно в первую очередь отнести "целовальник", происходивший в субботу на масленичной неделе. Подвыпившая деревенская молодежь ездила тогда целовать молодушек, вышедших замуж в этом году. Каждая из них должна была поднести гостям по ковшу пива, а те ,выпив, трижды целовались с ней. Д ля мужей существовал обычай "сбора дани на меч", когда с них требовали выкуп в виде вина и водки за то, что взяли жен из чужой деревни.

В некоторых местностях к теще, у которой в пятницу гостили молодожены, являлись девушки с санками. Они усаживали молодую, обряженную уже в женский головной убор, на санки прямо в сенях избы и вывозили кататься на улицу. За ее возвращение домой муж должен был заплатить им 30 копеек. В субботу молодому мужу, чтобы попасть с женой на улицу, так же следовало откупаться от настойчивых "посетителей" баранками и водкой. Иначе, подперев наружную дверь бороной, их закрывали в доме.

Иногда прямо в избу к молодым, которые уже заранее готовили много угощения - блинов, пряников, орехов, вина и водки, ввозили на санях разбитного старика. Он собственноручно раздавал угощение всем находящимся в помещении. После этого молодая должна была вынести на улицу и раздать взрослым и детям - собравшимся возле дома зрителям, приготовленные для этой цели орехи.

В ряде южных губерний России в первой четверти ХХ в. "новоженов" или только молодую с подругами возили по деревне в санях, запряженных вместо лошадей молодыми парнями. Иногда на улице останавливали катающихся в санях молодых, стаскивали с мужа шапку и за ее возвращение заставляли молодую его прилюдно целовать В обоих случаях исполнители действия требовали обязательного в этом случае "откупа", который обычно и получали без сопротивления. Известен обычай "окапывания молодых". Его обычно исполняли только мужчины. Они притаскивали к дому молодоженов с предложением покататься перевернутую зубьями вверх борону и покрытые ковром санки. Если хозяева предлагали пришедшим хорошее угощение, то визит заканчивался всеобщим весельем. Мужа торжественно усаживали на санки, а жену к нему на колени и, громко прославляя ум, красоту и щедрость супругов, провозили по всей деревне. Если же надежды пришедших не оправдывались или угощение казалось слишком скудным, молодых вытаскивали из дома и сажали на борону.

Большое значение в череде праздничных масленичных развлечений, связанных со смотрами образовавшейся новой семьи, придавалось обязательному участию ее в общем катании на праздничных санях с лошадьми в составе масленичного поезда . Подобные ,,съездки" проводились в деревнях по очереди по заранее оговоренному расписанию в определенные дни. Катались подобным образом и на праздничных базарах. Молодые, разодетые в свои лучшие наряды, находились в санях парой или в сопровождении друзей и родственников. Количество свадеб, состоявшихся в той или иной деревне, значительно влияло на рост ее престижа в глазах окружающих и в этом приехавшие старались перещеголять друг друга. Молодые торжественно и чинно гуляли здесь под ручку длительное время, показывая себя обществу, катались на качелях; посещали балаганы, веселились. Все окружающие при этом их придирчиво и заинтересованно осматривали, нахваливая своих, но не обходя вниманием и чужих. Принимали молодые участие и в так называемых "столбах", суть которых состояла в следующем действии. Пары выстраивали по обеим сторонам улицы, напротив друг друга, и заставляли целоваться на глазах большого количества собравшихся зрителей, демонстрируя обществу таким образом публично свою любовь, уважение и привязанность друг к другу. Жене, кроме того, следовало выказать еще и свою покорность мужу. В Рязанской губ. молодых при этом подводили к "столбу". Мужа ставили к верее ворот, а жену перед ним и заставляли узнавать его желания. Если тот отвечал, что хочет рыбы, то это являлось знаком к определенному действию: молодая должна была поклониться ему до земли и три раза поцеловать. Иногда заставляли целоваться больше.

Во время Масленицы, помимо обрядовых действий, в которых участвовали непосредственно сами молодожены, существовала и традиция обхода тех домов, в которых были молодые пары, для того, чтобы смотреть и славить их. В этом обряде участвовали дети и молодые парни. Но на подобные действия предварительно следовало спросить разрешения у хозяев. По своему значению обход напоминал вьюнишник или окликание. ,,Новоженов" вызывали на крыльцо и начинали громко расхваливать. Иногда ловили молодую и "допытывались" у окружающих "чья она". Муж в этом случае должен был признать ее своей женой, поцеловать ее и угостить "ловцов". Этот обычай был известен в Нижегородской губ. под названием "сводить молодых". Иногда пели полагающиеся в таких случаях песенки-колядки:
"Сисенка, яисенка,
Желанная, бескарманная,
У тебя-то в кармане-то горошинка,
Сама ты хорошенька,
Подай, тетенька!
Если не подашь- родишь цыганеночка!
А если подашь- родишь хорошенького!
Подай, тетенька!"

За свою песню исполнители получали от молодых мужа и жены деньги, блины и другие подношения.

Повышенное внимание, уделявшееся молодоженам в указанное время, было отнюдь не случайным. Оно объяснялось тем, что каждая свадьба оказывалась явлением, имевшим большую психологическую ценность не только для конкретных, участвующих в событии людей, но и для всей определенной крестьянской общины в целом. Она оказывалась как бы соотнесенной со всеми ритмами, на которые оказывал свое структурирующее влияние народный календарь. Поэтому считалось, что своим активным участием во всех обрядовых действиях Масленицы молодожены, находящиеся в браке первый год, должны обеспечить потомство и благополучие не только себе, но, по принципу подражательной магии, повлиять на плодородие земли и богатый урожай, сулившие сытую спокойную жизнь всем соприкасавшимся с ними во время праздника.

Все связанные со смотрами молодых брачных пар обряды были основаны на том, что только семейные люди - после свадьбы и рождения первого ребенка - рассматривались обществом, как полноценные взрослые его члены. Для вступления в брак в крестьянской среде существовали определенные традицией возрастные рамки, нарушение которых представлялось предосудительным. Считалось, что такие люди, не исполнили свой жизненный и общественный долг, нарушили установленный ритм жизни. Их называли бобылями, перестарками и воспринимали, как социально неполноценных, живущих "не в законе". Утверждение девушки или парня в группе взрослых людей, даже при достижении половой зрелости физически, в народном представлении не происходило и без перехода их в новое жизненное качество - мужа и жены - и возникновения нового социального образования - семьи. Отношение общества к ним как к "незаконченным" людям не меняло даже возможное наличие внебрачных детей. В то же время, наряду с масленичными обрядами, связанными с молодоженами и с получением ими одобрения совершившегося события в среде родственников, соседей и всего деревенского окружения, существовали и обряды, в которых отражалось отношение коллектива к нарушителям, отступившим от предписанных вековой традицией норм развития жизненного сценария человека.

Один из них носил название "колодка" и был зафиксирован в конце Х1Х -начале ХХ вв. в Воронежской и Смоленской губерниях. Суть его состояла в том, что девушку, не вышедшую замуж в предыдущий мясоед, прилюдно "позорили". К ее ноге привязывали завернутое в холст полено или палку, а иногда платок или ленту и заставляли в таком виде ходить по улице и показываться всей деревне. Известны случаи и аналогичного наказания парней. Другим действием, совершаемым над незамужними был обряд "соления". Намеченную девушку под каким-нибудь предлогом раздетой вызывали из дома на улицу или вытаскивали на катании из саней и заталкивали в вырытую глубоко в снегу яму. При этом старались всеми возможными способами хотя бы частично обнажить наказуемую, засовывали ей снег за шиворот, под рубашку, стаскивали платок, натирали докрасна снегом лицо. Делали это с целью освободить девушку от влияния на ее дальнейшую жизнь случившейся неудачи, чтобы она "не закисла" в следующий мясоед и вышла скорее замуж.

Потерпевших неудачу при попытке создать семью молодых мужчин также не оставляли без наказания. Это объяснялось тем, что в народном представлении подобный человек представлял большую опасность для общества, так как мог оказать негативное влияние на предстоящий урожай тем, что не смог исполнить своего основного назначения - стать создателем нового рода. Неудачливого ухажера усаживали на зубья бороны и тащили с улюлюканьем, свистом, песнями на горку, а затем сталкивали с нее. В некоторых случаях удавалось избежать позорного действия: для этого откупались от "общества" изрядным количеством водки или вина и закуски.

Масленичная неделя

Сооружения из снега и льда для массового катания во время Масленицы.

Катальные горы
Катальные горы (катушки)- сооружения из снега и льда для массового катания во время масленицы.

Катальные горы начинали возводить примерно за одну-две недели до праздника. В этом процессе принимали широкое участие молодые незамужние люди обоего пола и молодые мужчины. К Масленице обязательно строили одну большую искусственную гору для всей деревни. Кроме нее ,,поулошно" могло существовать и еще несколько более мелких горок, а для детей заливали лед возле ворот домов. Для верхней части горы - головы или гузна - вкапывали вертикально четыре высоких столба от которых вниз, на наклонные слеги, полого начинали укладывать параллельно друг другу близкие по диаметру бревна. Всю конструкцию замазывали конским навозом и покрывали утрамбованным снегом, который несколько раз поливали на морозе водой до появления толстой гладкой ледяной корки на катальной поверхности, имевшей невысокие защитительные бортики и называвшейся скатом или катищем. Продолжением его служила специально расчищенная в снегу и залитая водой до замерзания длинная дорожка - улица, раскат, хвост. Если гора располагалась на берегу реки или озера, то раскатом служил расчищенный на них естественный лед. По всей длине пробега гору и улицу с обеих сторон часто украшали вкопанными елками, вениками, снежными обледенелыми фигурами с нарисованными углем лицами, а в темное время освещали фонариками и зажженными факелами из намотанной на шесты пакли или очесов. Для катания использовались разнообразные специально заранее изготовленные приспособления: ледянки - обмазанные навозом и покрытые льдом решета; обледеневшие шкуры домашних животных и рогожи; катанки или буки - старые подмороженные корзины; лотки - распиленные пополам чурки с уплощенным подмороженным основанием и выдолбленным сверху углублением; козлы, скачки, подки, корежки - долбленые из дерева ладьи с сидением в середине; катульки - заостренные впереди и выдолбленные сверху доски; скамейки, салазки и пр. Все они затаскивались на гору при помощи привязанной впереди веревки.

Катание с ледяных гор было одним из обязательных зимних развлечений спортивно-ритуального типа во время Масленицы. Это занятие получило широкое распространение на всей территории России, от крайнего Севера до южных губерний. Оно служило удобным поводом для знакомства и совместного времяпрепровождения молодой незамужней молодежи, а так же своеобразного представления крестьянской общине недавно образованных новых брачных пар - молодоженов. В течение всей зимы горы служили постоянным местом развлечения для детей, преимущественно мальчиков. В обычное время для катания использовали высокие естественные образования в виде холмов или берегов рек, но только с наступлением масленичной недели это занятие приобретало массовый характер и получало ритуальную окраску.

Молодежь каталась всю неделю, а взрослые только ее последние три дня. Руководили всеми действиями и следили за порядком на горе парни. Кататься начинали с полудня или еще раньше. Все приходили сюда в лучших праздничных нарядах. На появившихся у горы впервые сразу набрасывались поджидавшие их здесь гуляющие и старались свалить в снег. При этом у мужчин сбивали шапки и натирали лицо снегом, а женщинам и девушкам засовывали снег в рубахи за пазуху.

Катание с гор в крестьянской традиции рассматривалось не только как праздничное развлечение, но и как определенное ритуальное действие. Поэтому первыми его начинали девушки и женщины. Девушки катались по одной или группами на донцах от прялок. По длине их пробега судили как далеко от дома они выйдут замуж и кто из них лучше прядет. После них с магической целью, ,,на долгий лен" - для получения лучшего урожая льна, на перевернутых обледенелых скамейках, санях без оглобель и таких же прялочных донцах под смех и свист зрителей начинали кататься замужние женщины. После них горка предоставлялась для всех присутствующих и тогда уже катались все, кто как хотел. На одну обледенелую кожу усаживалось иногда до десяти человек. На санках катались ,,кораблем", при этом двое усаживались лицом друг к другу, а третий помещался между ними. Так как горы были излюбленным местом знакомства и подбора возможных брачных пар, молодые люди и их родители имели здесь возможность присмотреться друг к другу повнимательнее и показать себя с выгоднейшей стороны. Парни приглашали кататься понравившихся им девушек на нарядных расписных салазках. Они усаживали одну или двоих из них к себе на колени и, отталкиваясь от стенок горы руками для лучшего разгона, начинали спуск. Если все проходило удачно, то парень имел право поцеловать девушку. Если же санки опрокидывались в снег, то он это право утрачивал. В некоторых губерниях парню разрешалось поцеловать девушку, которую он катал, только в последний день праздника. В некоторых местностях девушки при катании сажали на колени парней или, если умели хорошо управлять салазками сами, катали друг друга. Когда пара съезжала с горы на шкуре или рогоже, то парень садился впереди, а девушка становилась сзади на колени и обнимала его за шею. По деревенским правилам парню не полагалось катать одну и ту же девушку больше трех раз.

На горки парни приносили для девушек различные угощения- семечки, орехи и конфеты, девушки же иногда приходили сюда с блинами. При этом они пели специальные обрядовые песни:
"Расскажи- ка, масленица,
Как блиночки пекла?
Ой, блины мои, блины,
Блины масленые.
Как блиночки пекла,
Сколько сдобья клала?
Растворила я блины
На холодной на воды,
Никто не покупает,
Никто даром не берет".( тульск.)

Особым вниманием присутствующих пользовались приезжавшие на катание с гор молодожены, для которых это действие являлось обязательным, так как входило в перечень неприменных актов их обрядового представления крестьянскому обществу.

В некоторых богатых крестьянских семьях, где имелись девушки ,,на выданье", братья устраивали горы специально для сестер. В таких случаях, посылали ,,позваток" ко всей родне с приглашением присылать кататься своих детей и приходить самим угощаться блинами. Посланцев полагалось угостить вином и блинами. Отказываться в таких случаях считалось неприличным, но если визит не представлялся возможным, то отказ должен был быть хорошо аргументированным. Пришедших гостей с почестями встречали у ворот дома, а потом старались попотчевать, как можно лучше. На подобных катаниях так же было принято присматривать себе суженных.

Катальные ледяные горы во время Масленицы строили не только в деревнях, но и в городах и даже столице России. Правда, там они воспринимались публикой только как развлекательная часть праздника. В сибирских городах - Омске, Томске - с гор во время праздника катались все слои населения, но для каждого сословия время для этого в течение дня было регламентировано. Простолюдины развлекались всю неделю с раннего утра до поздней ночи. Для высших слоев общества и чиновного люда приличным считалось катание только с 12 до 2 часов дня. В темное время суток горы освещали с помощью плошек, заправленных жиром, зажженных смоляных бочек и фонарей. В Москве ледяные горы до ХVIII в. строили на Москве-реке и Неглинной речке от Воскресенских до Троицких ворот. При Петре I они переместились в район Красных ворот. В Санкт-Петербурге первые постройки возникли между Зимним дворцом и Петропавловской крепостью, а позднее горы появились возле Адмиралтейства, на Царицином лугу и Театральной площади.

Катальная гора в крестьянской традиции часто наделялась определенными магическими свойствами. Явление это не было случайным. Здесь, вероятно, нашло отражение мифологическое восприятие ее в древности как определенного объекта, являвшегося трансформацией мирового древа. Голову горы в этом случае считали частью, непосредственно связанной с космосом, а нижнюю - с нижним миром, преисподней. Момент же скатывания человека с горы на санках нес на себе отпечаток пережитков языческих приемов карпогонической магии. Он как бы заменял собой катание человека по земле, которое в древности воспринималось, как магический обряд слияния с землей и оплодотворения ее, совершавшийся для увеличения плодовитости почвы и успешности ожидаемого урожая. В масленичных ритуалах роль земли отводилась снегу, покрывавшему в это время года территорию поселений, пахотные угодья и выпасы.