Василиск -
чудовище с головой петуха, глазами жабы, крыльями летучей мыши и телом дракона которое существует во мифологиях многих народов. От его взгляда каменеет все живое. Василиск - рождается из яйца, снесенного семигодовалым черным петухом ( в некоторых источниках из яйца высиженного жабой) в теплую навозную кучу. По преданию, если Василиск увидит свое отражение в зеркале он умрет. Местом обитания Василисков являются пещеры, они же- его источник питания, поскольку ест Василиск только камни. Покидать свое убежище он может только ночью, поскольку не переносит крика петуха. И еще он опасается единорогов потому как те слишком "чистые" животные.

"Рожками шевелит, глаза такие зеленые с фиолетовым отливом, капюшончик бородавчатый раздувается. А сам он был фиолетово черный с шипастым хвостом. Треугольная голова с черно-розовой пастью широко распахнулась...
Слюна его крайне ядовита и если попадет на живую материю то тут же пойдет замена углерода на кремний. Проще говоря все живое превращается в камень и дохнет, хотя ходят споры что от взгляда Василиска тоже идет окаменение, но те кто хотел проверить это обратно не вернулись ..".( "С.Другаль "Василиск") .

Успехи естествознания изгнали из нашего сознания монстра, мало похожего на существо, рожденное человеческим воображением две тысячи лет назад. «Сегодняшний» зверь, который уходит из нашей памяти на двух лапах, вполз в предание на брюхе: в античном мире василиск был всего лишь самой зловредной змейкой ливийской пустыни.
Картинно появлялся василиск у Плиния Старшего. По его рассказу, воин, имевший глупость пронзить смертоносную тварь длинным копьем, пал с коня мертвым — Яд вошел в его тело через древко копья! Более сметливый ратник, описанный Луканом, в похожей ситуации спас себе жизнь страшным способом: разрубив мечом василиска, он немедленно отсек себе руку, державшую меч. Но смертоносный гад пустыни был известен и раньше. За два века до Плиния и Лукана его упоминал Элий Стилон — как всем хорошо известное существо: «Случается в Африке, что змеи собираются на пир возле издохшего мула. Вдруг они слышат жуткий вой василиска и поспешно уползают прочь, оставляя ему падаль. Василиск же, насытившись, снова издает страшный вой и уползает восвояси».
В отличие от, например, оборотня и дракона, которых человеческое воображение рождало неизменно на всех континентах, причем независимо друг от друга, василиск — фантазия «локальная», творение умов европейцев и бытовавшая исключительно в Европе. В этом исчадии ливийской пустыни овеществился вполне конкретный страх древних римлян и греков перед непредсказуемыми опасностями песчаных просторов. Все страхи воинов и путников соединились в одну общую боязнь встречи с неким загадочным владыкой пустыни — «басилискосом», то есть «царьком» (по-гречески). И хотя грозный гад не удостоился уважительного «басилевс» — «царь», ужас перед ним был неподдельным. Что касается римлян, то они изредка пользовались словом «регулюс» — калькой с греческого, сдабривая страх уловимой для римского уха насмешкой; империя, подмявшая под себя столько царств, многих грозных владык привычно звала царьками.
Ну, а все-таки — кто же прототип? Исходным материалом фантазии ученые называют то египетскую кобру, то рогатую гадюку, то шлемоносного хамелеона. К тому есть основания: кобра этого вида движется полувыпрямившись — с поднятой над землей головой и передней частью тела, а у рогатой гадюки и хамелеона наросты на голове похожи на корону. В таком случае на лбу изваянных или нарисованных египетских фараонов и богов мы видим, возможно, не просто змейку с приподнятой головой — символ вечной жизни и могущества, а именно василиска.
Пустыня убивала человека многими способами. Неудивительно, что василиск возник как скопление смертоносных качеств: смертелен его взгляд (он истребляет все живое, выжигает травы, а камни обращает в пыль), его прикосновение, его дыхание, его вонь. Разумеется, жить такому чудищу на роду написано лишь в пустыне. Пустыня возникает вокруг него.
Обезопасить себя путешественник мог только двумя способами: иметь при себе ласку — единственное животное, которое не боится василиска и бесстрашно вступает с ним в бой или петуха, ибо, по необъяснимой причине, пустынный царек не переносит петушиного крика.
Василиска-змею поминал Аристотель, ливийского гада живописал Гелиодор, а Клавдий Элиан (римский софист, писавший по гречески) человека, который опасен даже на расстоянии, неизменно сравнивал с василиском. И все же ни один античный автор не воспламенился образом василиска и не удостоил его истинно подробного художественного описания. Зато в народных поверьях у василиска было свое прочное место: в древнеримских храмах кожа «царька» висела для отпугивания змеи и скорпионов, и никто не сомневался, что достаточно протереть серебро пеплом правильно сожженного василиска, чтобы оно превратилось в золото (в будущем это отзовется опытами средневековых алхимиков, их пиететом к василиску и активным использованием его в алхимической эмблематике).
Трудно сказать, как бы сложилась судьба василиска в христианскую эпоху, если бы не «везение»: совершенно случайно он попал в Священное писание. С легкой руки Иеронима Блаженного, автора Вульгаты — латинского перевода Библии, василиск был упомянут дважды в книге Исаии. Иероним одно из древнееврейских названий змеи произвольно перевел как «василиск». В современных переводах недоразумение устранено, однако в средние века оспаривать существование василиска было богохульством.
Правда, на заре средневековья произошло и другое приметное для василиска событие — его временно... «потеряли»!
Ливийский монстр не попал в «Физиолог» — энциклопедию живых существ, из которой черпали информацию все позднейшие средневековые бестиарии. Забвение, однако, не стало роковым — оставаясь временно в тени, василиск сумел перестроиться и явиться в новом, более отвечающем потребе дня облике.
Для успешной акклиматизации на европейской земле воображение скрестило его с петухом. В этом есть железная логика непоследовательности: извечные враги так тесно сплелись в схватке, что, наконец, срослись телами. Почему петух и василиск считались исконными врагами? Возможно, то была случайная прихоть фантазии. Но, во-первых, змею и птицу в одно тело воображение сращивало не раз. Во-вторых, еще в эллинистическом Египте верили, что ибисы питаются исключительно змеями и потому изредка из их яиц рождаются змееныши. Этим же птицам приписывали и некоторые физиологические странности: яйца-де они кладут из клюва. Такие рассказы — благодатная почва для последующей обработки. То, что мог далекий ибис, способен был совершить и соседский петух.
Достаточно частый и вполне объясненный современной биологией феномен перерождения петуха в курицу дал пищу для мрачной фантазии о василиске как «петушином отродье». Уже в эпоху Возрождения несколько петухов в разных европейских странах были подвергнуты пристрастному суду и, несмотря на все словесные ухищрения защитников, приговорены к котлу за злостное производство на свет василисков.

Начиная с XII века василиск стал расселяться по городам и весям Европы. И, как ни странно, оставаясь все тем же смертоносным, жутким чудовищем, зверь пугал все меньше и меньше: даже к самому отвратительному соседу со временем привыкают... Насчет «зверя» (а не «гада») — это не оговорка. Теперь василиск предстает в образе крылатого змея с головой петуха. Появляется он из яйца, снесенного петухом (об этом подробно рассказывает Пьер из Бовэ). У средневекового василиска хвост змеиный (реже драконий), крылья петушиные (реже лебединые); остальное, как правило, тоже от петуха: голова, гребень две лапы со шпорами. По принципу экономии фантазии у василиска осталась лишь одна смертоносная способность — его убивающий взгляд и дыхание.
Преображение василиска в петуха вызвало и филологическое смятение: монстра стали все чаще называть кокатрис». Слово это стало общим для всех романских языков. И хотя английское ухо явственно слышит в нем слово «кок» — петух, на самом деле «кокатрис» — результат фонетических приключений латинского слова «коркодилус», обозначавшего в средние века не только (не столько) крокодила, как вообще любго чудища. Чосер в своих описаниях василиска пробовал применить гибрид—словечкачко «васили-кок», чтобы точнее определить природу чудища и отмежевано " с" разговорного значения слова «кокатрис» которое к тому времени приобрело иное значение. Это был специфический «термин». клеймящий гулящих женщин (ибо взгляды их убийственны для добродетели мужчин!).
Средневековые бестиарии рассказывали, что первый остроумный способ погубить василиска придумал Александр Македонский. Монстр убил взглядом немало его воинов, и тогда царь поднес к его морде зеркало — и тот погиб от собственного взгляда. Зеркало стало главным оружием в борьбе с василисками, которые в средние века бесчинствовали вокруг жилищ, отравляли своим присутствием колодцы и шахты. Ласки по-прежнему считались природными врагами василисков, по одолеть монстра, они могли только пожевав листьев руты. Изображения ласки с листочками во рту украшали колодцы, церковные скамьи. В церкви резные фигурки ласок имели символический смысл: для человека Священное писание было тем же, что листочки руты для ласки,— вкушение мудрости библейских текстов помогало одолеть василиска-дьявола.
Еще одной практической рекомендацией было глядеть на монстра из-под
стеклянного прозрачного сосуда. Эти объяснения были на руку тем, кто в конце средневековья приспособился изготовлять чучела василисков — чаще всего их делали на основе морских скатов, и они были ходким товаром (последние экземпляры были проданы в США в тридцатые годы нашего века; поддельные чучела до сих пор хранятся в музеях Вероны и Венеции), Менее легковерные ученые и писатели удивлялись: если взгляд василиска летален — откуда столько свидетельств? Или свидетели видели другого зверя, или они попросту лгут!
Что известно о василиске сверх его внешнего вида? Лишь одно: смертельность . «Царек» змеиного мира по-настоящему царил лишь в геральдике — как символ грозного могущества, царственности, свирепости (и занятий алхимией). Там, где нужен был лишь внешний вид монстра, где форма преобладала над содержанием— там василиск был ко двору.

Великаны -
гигантские человекоподобные существа, которые присутствуют во многих фольклорах народов мира.. Они, судя по-всему, выродившиеся потомки титанов или богов, некогда сосланных или изгнанных. Некоторые ведут свой род от богов, а некоторые от чудовищ. Можно упомянуть йотунов,(скандинавской мифологии) обитателей холодной, каменистой страны далеко на северо-востоке. Йотуны враждуют с богами асами, похищая у тех жен и сокровища, нападают на людей.

В большинстве своем великаны не слишком умны и не очень кровожадны. Однако среди них встречаются и людоеды, справиться с которыми можно исключительно хитростью, да и то необходимо быть либо самому чародеем, либо иметь при себе волшебного помощника. У великанов людоедов как правило бывает, несколько голов. Они не отличаются особым умом зато очень сварливы.
В славянской мифологии великаны до недавнего времени населяли северные леса и горы (последний раз их видели у Пановых гор на Волге). Владели черной магией, могли обращаться в скалы и змеев. И в конце концов выродились окончательно, превратились в злобных людоедов и были полностью истреблены.
В описании великана соединились черты человека и подземного чудовища. Внешне великан выглядит как человек огромного роста, выше любого дерева или даже горы.
В славянских легендах рассказывается о том, что великаны были первыми людьми на земле. Они обустраивали пустынную сушу - насыпали горы, копали русла рек, засеивали растениями поля и леса. Следы этих верований сохранились до наших дней в преданиях, где великаны нередко изображаются полугорами-полулюдьми.
В.Я. Пропп связывает происхождение великанов с материалом древнейших мифов, в которых говорится о борьбе героя — громовержца с противником, вышедшим из-под земли. Так, в греческих мифах говорится о борьбе богов с сторукими великанами, огромными как скалы. В индоевропейских мифах рассказывается о том, что сам громовержец может выступать в образе великана (Укко в финском эпосе). Он бросает во врагов не только молнии, но и огромные камни.
В христианских легендах божественное происхождение великанов отрицалось, они считались язычниками, поэтому их образы ассоциировались с дикарями, людоедами. В частности, предполагалось, что у них не человеческие, а собачьи головы. В некоторых сказках великаны выступают как похитители людей.

Существует несколько версий по поводу гибели великанов. По одним источникам, они были наказаны богом за гордыню и неверие в его могущество (библейский мотив). Из других следует, что великаны погибли во время всемирного потопа, потому что не могли прокормить себя. Известна легенда, в которой говорится о том, что Бог истребил великанов за то, что они причиняли вред людям - разрушали дома, вытаптывали поля и леса. А в апокрифической легенде исчезновение великанов объясняется тем, что их съела огромная птица Кук.
В качестве победителя великанов в сказаниях и легендах мог выступать и человек, вооруженный соответствующей молитвой или заговором. Иногда великанов побеждал герой, наделенный богатырской силой.
В более поздних, легендах образы великанов часто отождествлялись с разного рода захватчиками ~ татарами, турками, шведами или даже гуннами. Любопытно, что в этом случае великанам приписывается знание латинского языка. Подобное качество должно было подчеркивать их иноземное происхождение.
С образами великанов - связаны традиционные фольклорные мотивы: победа над змеем, подбрасывание в небо булавы, вызывающее раскаты грома.
Часто считали, что найденные во время раскопок куски огромных костей ископаемых животных принадлежат великанам. Куски этих костей использовались в народной медицине как средство против лихорадки. Следы подобных верований отразились в записях заговоров.

Верлиока -
сказочное чудовище у славян, обитающее в глухом лесу, разрушитель и истребитель всего живого. Встречается в русском, украинском и белорусском фольклоре.
Описание Верлиоки достаточно традиционно для сказки, говорится, что он "ростом высокий, об Одном глазе, в плечах пол-аршина, на голове щетина, на клюку опирается, сам страшно ухмыляется". Это описание совпадает с изображениями некоторых персонажей детских страшилок.

В образе Вердиоки отчетливо видны черты волшебника-великана. Он разрушает все вокруг себя, убивает каждого встречного. После гибели Верлиоки действие злого волшебства прекращается, и воскресают все, кого он убил. Для борьбы с злодеем объединяются люди (дед), животные (селезень) и неживые предметы (желудь, веревочка).
В XX веке образ был творчески переработан, и Верлиока стал героем одноименной сказочной повести.В. Каверина. Некоторые исследователи определяют ее жанр как фэнтези, основывая свое суждение во многом именно на мифологическом происхождении образа.

Виверн -
Это существо считается "родственником" дракона, но у него всего две ноги.
вместо передней — нетопыриные крылья. Для него характерна длинная змеиная шея и очень длинный, подвижный хвост, оканчивающийся жалом в виде сердцеобразного наконечника стрелы либо копья. Этим жалом виверна ухитряется резать или колоть жертву, а при соответствующих условиях даже пронзить её навылет. Кроме того, жало ядовито.

Виверна часто встречается в алхимической иконографии, в которой (как большинство драконов) олицетворяет первичную, сырую, непереработанную материю, либо металл. В религиозной иконографии его можно увидеть на картинах, изображающих борьбу святых Михаила или Георгия. Можно виверну также найти на геральдических гербах, например, на польском гербе Лацких, гербе семейства Дрейк или Враждов из Кунвальда.

Волкодлак, волколак, вовкодлак -
в славянской мифологии человек-оборотень, обладающий сверхъестественной способностью превращаться в волка. Считалось также, что колдуны могли превратить в волков целые свадебные поезда. Исключительная архаичность этих представлений явствует из того, что в других индоевропейских традициях (в частности, хеттской) превращение жениха в волка связывается с распространённой формой брака - умыканием (насильственным уводом невесты); ср. среднерус. диалектное волк - «шафер со стороны жениха». Способностью превращаться в волка наделялись эпические герои - серб. Змей Огненный Волк, др.-рус. Всеслав (исторический князь Полоцкий, 11 в.), что свидетельствует о существовании общеславянского мифологического героя-волка (подобного греч. Долону, др.-инд. Бхиме, герм. Беовульфу и др.). Приметой Волкодлака., как и героя-волка, по преданиям южных славян, является заметная от рождения «волчья шерсть» (сербохорв. вучка длака, словен. vol?ja dlaka) на голове (ср. тождественную др.-исл. примету - vargshar, «волчьи волосы» оборотня). Это словосочетание позволяет объяснить народную этимологию названия В.: сербохорв. вукодлак, влокодлак, словен. volkodlak, болг. вълколак, върколак, старослав. влъкодлакъ, вурколакъ. Но наиболее древняя форма этого названия, по-видимому, состояла из соединения названий волка и медведя (прус. tlok - «медведь», литов. lokys, хетт. hartagga-, др.-исл. art и др.), как в тождественных по смыслу др.-герм. именах: др.-исл. Ulfbiorn, древневерхненем. Wulf-bero (ср. сочетание способностей становиться волком и медведем в ряду 12 превращений, описанных древнерусской книгой «Чаровник», запрещённой церковью). Другим древним названием Волкодлака в славянском языке было слово, образованное от глагола vudati, «знать»: укр. вiщун (вовкун), «волк-оборотень», др.-чеш. vedi, «волчицы-оборотни», словен. vedomci, vedunci, vedarci, «волки-оборотни»; о древности слова свидетельствует наличие родственных названий волка: др.-исл. vitnir, хетт. uetna. Общеславянским является представление о том, что Волкодлаки съедают луну или солнце при затмении («влькадлаци луну изъдоше или слнце» в серб. рукописи 13 в., словен. solnce jedeno - о затмении, чему есть соответствия в рус. «Начальной летописи» и в др.-чеш. источниках). Считалось, что Волкодлак становился упырем, поэтому рот ему после смерти зажимали монетой. В русской литературе тема Волкодлака использовалась, начиная с Пушкина, который первым употребил название для них - «вурдалак», и встречается позднее у других авторов (А. К. Толстой и др.).

Волкодлак - в славянской мифологии воины-оборотни из свиты Ярилы и Велеса., полулюди - полуволки.
Внешним признаком волкодлака является растущая на голове волчья шерсть (длака), заметная уже при рождении. От нее и происходит данное славянское наименование.
Мотив превращения человека в волка распространен в фольклоре всех европейских стран, а так же Кавказа, что свидетельствует о глубокой древности его происхождения.
Известен мотив превращения в волка при надевании волчьей шкуры. Предполагалось, что при ее снятии происходило обратное превращение. Человек мог стать волкодлаком и благодаря колдовству. В литовском фольклоре подобных персонажей называли вилктаками. При этом считалось, что превращение осуществляется при надевании заколдованного пояса (приевита) или перешагивания (перекувыркивания) через пень в который был воткнут нож. Необходимо было произнести соответствующий заговор: "Именем дьявола, да стану я волком, серым, быстрым, как огонь".
По поверьям, волкодлак, как и настоящий волк, нападал на людей и животных. В то же время известны рассказы о том, как заколдованный человек стремится преодолеть силу колдовства, не причинять вред никому. В этом случае он также отказывается есть сырое мясо.
Волкодлак - Вовкулак – человек-волк; оборотень; колдун, способный превращаться в волка и обращать в волков других людей.
«Полночь, всеобщая тишина. Вот-вот к нам заглянет домовой, волкодлак, лаума, какая-нибудь нечистая сила» (Смол.); «Солдатик проучил пупка-колдуна за то, что он на свадьбах людей волку лаками делал» (Смол.).
Вера в существование людей-волков распространена повсеместно, но в центральной и северной России их чаще называют оборотнями.
Человек, наделенный сверхъестественными способностями, становится волком, «перекинувшись» (перевернувшись) через воткнутый в гладкий пень или в землю нож. В рассказе из Вологодской губернии женщина-колдунья обращается волком, «перекинувшись» через коромысло. Если нож выдернуть и унести, человек-волк навсегда останется волком. «В селе Лучасах Смоленской губернии рассказывают, что когда-то там жил мужик, умевший делаться оборотнем. Пойдет на гумно и пропадет. Однажды за овином нашли воткнутый в землю нож и выдернули его. С тех пор мужик пропал и пропадал без вести года три. Один знахарь посоветовал родственникам пропавшего воткнуть нож за овином, на том месте, где он торчал раньше. Те так и сделали. Вскоре после этого пропадавший мужик пришел в свою избу, но весь обросший волчьей шерстью. Истопили жарко баню, положили оборотня на полок и стали парить веником; волчья шерсть вся и сошла. Оборотень рассказал, как он превращался: стоило ему перекинуться через нож, и он обращался волком. Прибежал, а ножа нет. И век бы ему бегать в таком виде, если бы не догадались воткнуть на старое место нож, Хотя этот парень и обращался в волка и долгое время был оборотнем, мысли и чувства у него были человеческие. Он даже не мог есть нечистой пищи, например падали. Когда оборотень подходил напиться к воде, там отражался не волк, а человеческий образ» [Гальковский, 1916].
В Олонецком крае записан рассказ о колдуне, который по ночам становился волком. Цель таких превращений в великорусских и севернорусских поверьях не вполне ясна: рассказы об оборотнях-колдунах обычно ограничиваются сообщениями о том, что он «бегает волком» (конкретная цель – например, загнать овец – упоминается редко). «Деятельность» вовкулак, по южнорусским, малороссийским поверьям, более разнообразна: они могут нападать на людей, на скот.
Представления о волкодлаках, волках-оборотнях достаточно древние. В Кормчей по списку 1282 года повествуется о волкодлаке, который «гонит облака и изъедает луну» [Гальковский, 1916]. Это образ, более близкий к южнорусским поверьям.
В «Слове о полку Игореве» князь Всеслав «рыщет волком в ночи». Обращение в волка было уподоблением одному из наиболее почитаемых и могущественных, наделяемых сверхъестественными свойствами зверей. Способность к таким превращениям издревле приписывалась «особо сильным» колдунам и, видимо, составляла необходимую часть некоторых обрядов. Возможно, именно об обрядовом «превращении в волков» свидетельствовал Геродот, повествуя о том, что ежегодно каждый из невров (предположительно обитавших на территории нынешней Белоруссии) «становится на несколько дней волком».
Подобное обращение когда-то могло быть приурочено и к свадьбе, одному из наиболее важных обрядов в жизни человека. (В образе сверхъестественного волка видят реплику некогда бытовавшего «обращения жениха в волка» в связи с формой брака– умыканием). Во всяком случае, каким бы ни было объяснение, многочисленные и популярные в XIX-XX вв. среди русских крестьян рассказы повествуют не столько о деяниях колдунов в облике волков, сколько об участи людей, обернутых волками (чаще всего во время свадьбы): «...Всех участвующих в свадебном празднестве обращают в волков, которые в сутнее (у переднего угла) окно выскакивают на улицу и убегают в лес, где и проживают днем и ночью. Иногда такие волки входят в сообщение с другими волками, иногда бегают отдельной стаей... По ночам они из лесу прибегают к родным местам и жалобно воют, так как жаль расставаться со своим домом и семьей... Для придания волку человеческого вида нужно сначала найти стаю, в которой этот волк бегает. Нередко можно встретить мужика, который, пользуясь доверием народа, рассказывает, что он отыскивает стаю, в которой бегает обращенная в волков свадьба... Этому мужику частью из страха, частью из сожаления народ дает большие подачки» (Волог.).
Обращенные в волков люди страдают, скучают и стараются держаться поближе к жилью. На Вологодчине записан рассказ о том, как занозивший лапу оборотень второй год подряд приходит к мужику за помощью (в овин). На второй год мужик убивает волка и обнаруживает под его шкурой человека в кумачной рубахе.
Обратить людей (и мужчин, и женщин) в волков (реже – в медведей) можно было навсегда или на определенный срок. От жителей Тульской губернии записана быличка о поезжанах (участниках свадьбы), заколдованных на семь лет. Трое из них затем вернулись, и один из бывших волков рассказывал, что, бегая в стае, приходилось всего остерегаться. Нельзя было, например, «ложиться на ветер», чтобы волки не учуяли человечину. Оборотень-волк при этом сохранял человеческую память и чувства, время от времени приходил в свое село и лежал под амбаром. В конце концов его родные признали волка за «своего» и начали подкармливать. Через семь лет он превратился в человека – остался лишь клочок серенькой шерсти возле самого сердца.
Кроме превращений на свадьбах, в поверьях XIX-XX вв. засвидетельствовано и обращение в волка «по ветру» и по проклятию матери (Олон.).
Обращенный волком мог вновь стать человеком по окончании заклятья; волк-оборотень превращается в человека после того, как его накрывают кафтаном (Олон.). По поверьям, бытующим в Новгородской области, чтобы сделать оборотня человеком, необходимо накормить его «благословленной едой», то есть такой едой, которую благословили, Однако для этого нужно отыскать, угадать оборотня среди волков, а сделать это непросто.
Образ, подобный волкодлаку, оборотню, человеку-волку, есть в верованиях многих народов (английский Беовульф, немецкий Вервольф и т.п.). Происхождение его, как и смысл самого наименования, вызывает споры (волкодлак – «волк-медведь», «волк с конским, коровьим волосом, шкурой» и т.п.). Образ человека-волка считают возникшим в результате своеобразного подсознательного припоминания человека о полузверином обличье его предков или связывают с воспоминаниями об обрядах в честь (или с участием) божества (волка), жрецы и почитатели которого носили волчьи шкуры [Кагаров, 1918].
Так или иначе, представления о том, что под шкурой волка могут находиться мужчина или женщина, отразили веру в родство и единство всего живого: здесь волк – »хозяин» леса, зверей и одновременно «старший родственник», покровитель, предок человека, «сильный» колдун, волхв-волк. Человек же, в свою очередь, – «превращенный волк», который (особенно колдун) черпает в этом родстве силы, а в критические моменты жизни может вновь стать волком.

Вирява -
хозяйка и дух рощи у народов севера. Представала в виде красивой девушки. Ей подчинялись питцы и звери. Она помогала заплутавшим путникам.

Власти -
В христианских мифологических представлениях ангельские существа. Согласно Евангелиям, власти могут быть как благими силами, так и приспешниками зла. Среди девяти ангельских чинов власти замыкают вторую триаду, в которую кроме них входят еще господства и силы. Как сказано у Псевдо-Дионисия, "наименование святых Властей знаменует равный Божественным Господствам и Силам, стройный и способный к принятию Божественных озарений Чин и устройство премирного духовного владычества, не употребляющее самовластно во зло дарованные владычественные силы, но свободно и благочинно к Божественному как само восходящее, так и других свято к Нему приводящее и, сколько возможно, уподобляющееся Источнику и Подателю всякой власти и изображающее Его... в совершенно истинном употреблении своей владыческой силы".

Водяной дедушка, Водяник -
хозяин вод в славянской мифологии. Водяные пасут на дне рек и озер стада своих коров - сомов, карпов, лещей и прочей рыбы. Командует русалками, ундинами и прочими водными жителями. Вообще он добрый но иногда любит водяной побаловаться и затащить на дно какого нибудь зазевавшегося человека, чтобы он его развлекал. Утопленники кстати тоже ходят в услужении у водяного.
Водяного представляли в виде голого обрюзглого старика, пучеглазого, с рыбьим хвостом. Он опутан тиной, имеет большую окладистую бороду, зеленые усы. Мог обернуться крупной рыбой, ребенком или лошадью. Обитает чаще в омутах, любит селиться под водяной мельницей. Он способен разрушить запруды, потому его надо умилостивить, принося в жертву какое-нибудь животное.
Особой силой наделялись родниковые Водяные, ведь родники, по преданиям, возникли от удара молнии Перуна - самого сильного божества. Такие ключи назывались "гремячими" и это сохранилось в названии многих источников.

Водяной -
Дух, обитающий в воде; «хозяин» воды; черт (Дьявол, бес), живущий в воде.
«Воденики есть в каждой воды. Чого у нас небольшая копань (пруд), а и тут е воденик» (Петерб.). «Машозерский водяник проиграл в карты Онежскому всю ряпуху» (Олон.); «В чистом поле бежит река черна, по этой реке черной ездит черт с чертовкой, а водяной с водяновкой в одно весло не гребут, одной думы не думают, совет не советуют» [из заговора] (Арх.).
Образ водяного – один из наиболее распространенных и «любимых» на Руси. Он сложен и полисементичен. Водяной может быть и «живой» водной стихией, и «хозяином» воды (реки, озера и т.п.), и обитающим в воде нечистым духом, часто именуемым чертом.
Водяной – «живая» стихия воды – выглядит и ведет себя, в общем-то, так же, как озеро, река или пруд: он просыпается весной (по поверьям некоторых районов России – 16 апреля); радуется весной новоселью (Тамб.); когда вода в реке рябит – это сердится водяной (Тамб,); наводнение – свадьба водяных; мутный вал, несущийся по реке, – их лошади: «Водяные любят иногда пошалить. <... >
Вощерма [река] вдруг зашумела, поднялась, вышла из берегов, и пошел по ней страшный вал, который на пути своем прорвал все плотины на мельницах, сорвал все мосты. Мужички поглядят на все разрушения по Вощерме да и примолвят: «Дьяволы эти водяные! Небось не по-нашему разгулялись со свадьбой-то, да и поезд-от, знать, через горлышко хватил; вишь как разомчался»« (Вятск.).
Иногда водяной словно являет собой всю реку: пена – это у водяного слюна со рта бежит, а тина – «это волосья евоныи, он как осерчает, так и зачнет волосы-то выдирать с головы да с бороды, только клочья летят. Он лохматый-прелохматый, – волосья-то предлинные, длинные... Станет он свои кудри расчесывать чесалом (гребнем), ну и запутляется, потому горазд кудрявый уродился... Сучья-то чесало самое и есте, ему таким не дойдет, как у нас бабы да девки чешутся, потому башка больно неохватиста, что твой котел... Ну вот, как он это чесанет себя с сердцов-то... волосья на сучьях и остаются <... > Он вытащит-то прядь, а на место ее чуть что не копна вырастет» (Новг.).
По записям из Нерчинской области, у водяного волосы и борода длинные, из тины, а тело в рыбной чешуе.

Рыба – традиционный облик водяного, хотя чаще всего он то рыба, то человек; и рыба, и человек или ездит на рыбе. Любимый «конь» водяного – сом (Тамб.) [Даль, 1880]. Водяной может быть «щукой без наросного пера» (Вятск.); может «напоминать налима» (Волог.); быть просто «громадной рыбой» (Волог.) или рыбой, ведущей себя необычно: «Один мельник ловил рыбу ночью. Вдруг к нему в лодку вскочила большая рыбина. Мельник догадался, что это водяной, и быстро надел на рыбу крест. Рыба жалобно стала просить мельника отпустить ее... Наконец он сжалился над водяным, но взял с него слово никогда не размывать мельницу весною» (Новг.).
По общерусским поверьям, водяной может быть человеком с рыбьим хвостом вместо ног. Водяной-полурыба имеет особое название – навпа (Смол.) или павпа (Костр., Смол., Нижегор., Том., Якут.) [Черепанова, 1983].
Кроме рыбьих обликов, водяному свойственны и птичьи. Чаще всего водяной бывает именно обитающей на воде птицей – лебедем (Тульск., Олон.), селезнем (Юг), гусем, точнее, человеком с гусиными руками и ногами (Олон.).
В рыбьих и птичьих обликах водяного отразились естественные представления о том, что рыбы и водяные птицы – «хозяева» воды. Еще в I тысячелетии н.э. восточные славяне «нарицали реку богиней», а «зверя, живущего в ней», – богом.
Водяной может быть и собакой (Арх., Петерб.), черной кошкой (Волог.), свиньей (Новг.).
Одно из самых излюбленных обличий водяного (точнее, его любимое животное) – лошадь (реже – корова): водяной появляется в виде лошади, коровы, старика или женщины с длинными волосами (Олон., Сев. Дв» Лен., Волог., Новг., Костр., Твер., Пенз.).
По общераспространенным поверьям, водяной любит лошадей, имеет табуны и стада коров, которых время от времени (например, на Новый год) выпускает пастись к устью реки (Сев., Сиб.). Если приметить такое стадо и успеть обежать его с иконой, то можно получить коров водяного. Крестьяне Архангельской губернии считали, что подходить к стаду водяного опасно – завербует себе в прислужники. В рассказе, записанном в Поволжье, водяной с арканом бегает по острову за белой лошадью: «Горбоносый старый старик, волосы до пят, всклокочены, бородища по пояс, глаза так и искрятся, как звезды, то затухнут, то загорятся. Сам такой грязный, зеленый, волосы как бодяга!» Лошадь (живая или сдохшая) или лошадиный череп, которые бросали в воду, были традиционными жертвами, подарками водяному.
Водяной хозяин часто предстает и человеком. Он «ходит нагой или косматый, бородатый, в тине, иногда с зеленой бородой» [Даль, 1880]; водяной похож на обычного человека (Арх.), он как человек, но почернее (Олон.), у него очень длинные волосы (Волог.). Водяной может быть и ребенком, «недоросточком с пестрыми волосами» (Олон., Вятск.). Появляется он и высоким здоровым мужиком, который «с лица черен, а голова как сенная копна» (Олон.).

Видимо, именно как существа, связанные со всеобъемлющей стихией воды, водяные обитатели наделяются способностью знать и предсказывать будущее. Один из распространенных способов гаданий – у проруби на конской или коровьей шкуре: «Носят кожу коровью или коневую к проруби, и тамо садятся на нее, очертясь кругом от проруби огарком... По времени выходят из проруби водяные черти, взяв кожу, и с тою особою, которая сидит на оной, загадавши, носят мгновенно в дальние расстояния, например: в дом будущего жениха и прочая. По окончании же сей работы желают присвоить себе сидящую на коже и с великим стремлением летят к проруби, дабы погрузиться с нею в воду, где успевать должно выговорить при самой проруби «чур сего места», чем спасти себя можно, а инако следует неминуемая погибель» [Чулков, 1786].
Могущественный водяной хозяин, от которого зависят многие стороны бытия человека, в русских поверьях наиболее ярко проявляет себя все же как «хозяин» рек и озер. В первую очередь от него зависит удача рыбаков и благополучие мельников, пчеловодов, участь всех людей, находящихся у воды или в воде.
Отношения водяного с рыбаками описаны не очень подробно: традиционно водяного «кормят», угощают (крошками хлеба, остатками вина), бросают на воду табак и приговаривают: «На тебе табачку, а нам дай рыбки». Ему возвращают, кидая в воду, и первую выловленную рыбу или часть улова. В Вологодской губернии рыбаки бросали в воду худой сапог с портянкой: «На тебе, черт, обутку, загоняй рыбку».
«На Онежском озере рыбаки накануне Николина дня (19 декабря) делают на берегу похожее на человека соломенное чучело, надевают на него портянки и рубаху и в дырявой лодке спускают его на воду. Разумеется, оно тонет. Это и является жертвой. Чтобы лов был удачным, севернорусские Вологодской губернии первую забитую острогой рыбу закапывают в землю» [Зеленин, 1991].
Водяного хозяина дарили, угощали не только рыбаки, но и жившие близ рек, озер крестьяне. Обычно весной, при пробуждении водяного, для него бросали в воду (топили) сдохших или живых лошадей, бараньи головы, петухов, хлеб, масло, мед с приговорами, например: «На тебе, дедушка, гостинец на новоселье, люби и жалуй нашу семью». Жертвовать водяному могли на Николины дни (22 мая и 19 декабря) [Успенский, 1982], и на Никиту-гусятника (28 сентября). В рассказе из Орловской губернии дружный с водяным поп каждый год привозит ему и вываливает в воду воз испорченного хлеба.
Водяной хозяин следит за своими владениями и требует соблюдения при ловле рыбы определенных правил. Он может забраться в невод, порвав его и спутав, если невод плохо починен или вязан в праздники (Олон.). Он не любит шумных людей, не переносит, когда у воды поминают зайца, медведя, попа, дьяка, Господа Бога и вообще много и без дела болтают: «Около зимника есть заездок. Дядя Степан говорил, что в этом месте много попадает рыбы, только не надо ничего говорить. У меня из рук три раза верши вышибал. Я как увижу рыбу, каждый раз и скажу: «Ну Слава Богу, много рыбы!» И каждый раз как треснет по верши, так всю рыбу и опустит. Вестимо, водяному нелюбо было, что Бога вспомнил, ну он и не давал рыбы-то» (Новг.).
Как отзвук веры в необходимость выкупа водяному за выловленную в его владениях рыбу звучит повествование из Вятской губернии, где водяной – «большая щука без наросного пера» – разгоняет рыбу в затоне. Ранив щуку острогой, рыбаки ожидают мести водяного хозяина. Они приготавливают у костра изображающее рыбака чучело, которое, в свою очередь, пронзает острогой появившийся у костра водяной.
Водяного можно было, по поверьям, и поймать, отпустив потом за выкуп. Чаще же неуловимый и своенравный водяной шутит над рыбаками: рвет удочки, сети, заталкивает в них веники, разгоняет рыбу и т.п.
Крестьяне верили в особую связь водяного и мельников. Поскольку водяной представлялся обитающим преимущественно в омутах, у мельниц и мог особенно вредить им (сносить водой, разрушать и т.п.), то постройка мельниц обычно сопровождалась жертвами водяному. В Новгородской губернии под водяное колесо бросали мыло, шило, голову петуха. Мельники жертвовали водяному муку, хлеб, водку, лошадиные черепа; зарывали под дверь мельницы черного петуха и три «двойных» стебля ржи; держали на мельнице животных черной масти и носили при себе шерсть черного козла (считалось, что водяной любит черный цвет). Мельник и водяной заключали своеобразный союз, ходили друг к другу в гости.
Последствий договора мельника с водяным крестьяне очень опасались: по поверьям, чтоб мельница стояла благополучно, водяному было необходимо «отсулить» (пообещать и отдать) одного или нескольких человек (например, из прохожих), которых мельник, в представлении крестьян, хитростью заманивал к омуту и сталкивал в воду. Крестьяне ряда губерний верили, что заключивший договор с водяным нечистым мельник на сорок дней после своей смерти становится еретиком (Самар., Вятск.).
Водяной считался и покровителем пчеловодов (среди русских крестьян бытовала вера в то, что первые пчелы «отроились» некогда от лошади, которую заездил и бросил в болоте водяной дед: у «меда водяного», по поверьям, водянистый вкус, а соты круглые). Пчеловоды дарили водяного накануне Преображенья (19 августа); ночью, до петухов, топили первый рой или первак в болоте, считая, что это оберегает и от больших разливов [Максимов, 1903].
Водяной хозяин вступает в разнообразные отношения с людьми: он может попросить их рассудить его спор с другим водяным, защитить (Новг., Олон.). Водяные приглашают людей к себе в гости (Вятск.); щиплют за ноги купающихся девушек (Арх.); «озерский водяник» ворует репу (Волог.). Водяной гостит у лешего, играет в кости (Олон.). Водяной не прочь поплескаться, пошуметь, похлопать в ладоши. Он любит всплывать на поверхность реки или озера при свете луны и беседует при этом сам с собой (Тульск.).
По одним поверьям, водяной боится грозы и посылаемых в него пророком Ильей молний, по другим – напротив, празднует Ильин день (Арх., Сиб.).
Согласно распространенным повсеместно в России представлениям, от водяного зависит участь купающихся, да и просто находящихся у воды людей.
Крестьяне были убеждены, что люди обычно тонут «не от своей вины» – их топят разнообразные водяные существа, в том числе топит использующий малейшую оплошность человека водяной. В Архангельской области еще недавно говорили, что утонувшего «утащил чертушка». По рассказу из Новгородской губернии, когда отыскивали утонувшую девушку, «то ныряли в воду. Один мужик нырнул, нашел девушку и хотел ее вытащить за волосы, но на ней сидела свинья. Он другой раз нырнул – то же самое. Приготовляясь нырять в третий раз, он перекрестился. Водяной – это был он в образе свиньи – скрылся. Утопленница была вытащена, но к жизни ее не удалось возвратить». В повествовании из Тульской губернии тонущего бьет крыльями и клювом, губит сидящая у него на голове белая лебедь.
Едва ли не повсеместно существовал запрет купаться без креста или не перекрестившись, иначе утащит водяной. В Сургутском крае говорили, что водяной особенно любит «парное тело», поэтому старается утащить людей, обмывающихся в холодной воде после бани.
Водяной похищает неосторожно помянувших его у воды людей: близ воды нельзя ругаться и поминать черта (Яросл.); водяной не любит разговоров про себя близ воды или на воде – утопит, утянет (Вятск.). По рассказу из Олонецкой губернии, когда одна из ехавших в лодке девушек сказала, что хотела бы взглянуть на подводное царство, из реки поднялся водяной и утащил ее.

Волосатка -
По славянским поверьям -домовиха, жена домового. Занимается хозяйством и всеми теми же делами что и домовой.
«Смотри, у речки тебя волосатик поймает» (Тул.); «Волосатик бы тя взял, – кричат в ярости» (Волог.).
С волосами, волосом связан целый комплекс представлений русских крестьян: волосы это и волосы человека, и «волосы животных» – шерсть; и волокна, и стебли, и нити, и живые существа (в том числе черви, змеи), и даже струи («волосянка» значит «кровеносный сосуд», а «волоша, волошка» – «река, проток реки»).
Короче, волос – это то, что, с одной стороны, живо, необходимо для жизни и растет, развивается, а с другой – связывает и скрепляет; это волокно, нитка, струйка и одновременно вечно ткущая нить жизни, пронизывающая все сущее (так, например, березы в Троицких песнях «ткут» зеленый покров земли; являющаяся перед бедой, переменами в доме прядущая кикимора «прядет нити судьбы» его обитателей; с веретеном в реке изображена в росписи Софийского собора и Богородица).
С обилием «волос-волокон» – густотой и длиной волос человека, шерсти животных, злаков в поле связываются представления о плодородии, плодовитости, богатстве, силе (чем более мохнат являющийся человеку во сне домовой, тем благополучнее будет судьба дома, хозяйства). «У меня сила состоит в волосах», – часто заявляют герои волшебных сказок.
Наделяемые особыми силами мифологические персонажи обычно волосаты и мохнаты; это их родовой признак, который подчеркивается названиями волосатик, волосатка. Кроме того, длинные, косматые волосы, шерсть лешего, водяного, овинного, черта – напоминание о традиционной связи их с животными (леший – медведь, волк; овинный – медведь и т.п.) и с растительностью (леший – олицетворение леса, водяной – реки с водорослями).
Волосатик-бог, упоминаемый в заговоре (Сев. Дп.) может быть соотнесен с Волосом (Белесом), но, скорее всего, это особо уважительное обращение к персонажам низшей мифологии – волосатикам и волосаткам.